Книга Бориса Жукова переняла своеобразную эстафету у другой замечательной книги, «Дарвинизм в XX веке», написанной сорок лет назад талантливым биологом и популяризатором Борисом Михайловичем Медниковым. Когда мы говорим «теория эволюции», то как бы само собой подразумеваем именно теорию эволюции путём естественного отбора — фундамент которой заложил сам Дарвин. Это ли не демонстрация успеха теории, когда и на когнитивном уровне мы не мыслим других теорий эволюции? Человечество уже полтора века живёт вместе с дарвинизмом в Мире, изменённом дарвинизмом. С самого начала было очевидно, что эта теория произвела тектонический сдвиг в мышлении. В книге Джона Артура Томсона «Darwinism and human life», вышедшей в непростом и для дарвинизма, и для всего человечества 1917 году, в главе «Чем мы обязаны Дарвину» в числе чисто научных заслуг отдельно отмечено «интеллектуальное освобождение». И там же приводится первое впечатление, которое испытал после прочтения «Происхождения видов» Фрэнсис Гальтон — это было преобладающее чувство свободы. И кузен Дарвина был такой не один. Однако и тогда, и сейчас процесс интеллектуального освобождения натыкался на преграду непонимания, возведённую неверными интерпретациями дарвинизма. И если сто лет назад, ещё до великого синтеза, эта проблема проистекала из-за неполноты и недостаточной объяснительной силы тогдашней теории дарвиновой эволюции, то сегодня проблема совсем в ином — теория стала гораздо сложнее, её уже не уложить в схематично-догматичную главку школьного учебника. Новые знания копятся лавинообразно, и даже люди, искренне интересующиеся биологией, не в состоянии охватить современный дарвинизм во всей его полноте. Поэтому такие книги как «Дарвинизм в XX веке» Медникова или «Дарвинизм в XXI веке» Жукова важны. На каждом историческом этапе развития дарвинизма возникает острая необходимость окинуть его взглядом, подвести итоги, и, конечно же, рассказать об этом неспециалистам. И рассказ этот у Бориса Жукова получился удивительно хороший. Легко и непринуждённо он проводит читателя по прошлому и современности эволюционной теории. Это и полноценная биография дарвинизма с достаточно глубоким анализом причин его успеха, и попытка осмыслить место, которое он занимает в современном научном мире и за его пределами.

Сама по себе книга, хоть и пропагандирует дарвинизм, наглядно демонстрирует, какой разброд и шатания царили в этой области столетие назад.

Несомненным достоинством книги Бориса Жукова является то, что в ней мы можем найти большое число имён отечественных биологов-эволюционистов — как классиков, так и современников. С.С. Четвериков, А.Н. Северцов, И.И. Шмальгаузен внесли ощутимый вклад в развитие эволюционной теории, но их имена мы не встретим в популярных зарубежных книгах, посвящённых дарвинизму. Сам вклад при этом никуда не делся, но имена учёных преданы забвению. Здесь чувствуется какая-то несправедливость. К счастью, у читателя «Дарвинизма в XXI веке» есть прекрасная возможность заполнить эти пробелы и посмотреть на развитие и состояние эволюционной теории глазами русских учёных. И нередко их взгляд оригинален и чрезвычайно интересен. Взять хотя бы когерентную и некогерентную эволюцию Валентина Красилова или теорию экосистемного контроля. Да таких примеров в книге немало. Тут хочется сказать, что досадным упущением является отсутствие в книге ссылок на литературные источники. Иной раз, прочитав какой-нибудь интересный фрагмент, хочется обратиться к первоисточнику, а затем найти по теме что-нибудь ещё и т.д., но вместо этого приходится заниматься поисками почти «вслепую», разумеется, не всегда плодотворными.

По причинам в основном политического характера. В самые «жаркие» и плодотворные годы, когда ковалась синтетическая теория эволюции (СТЭ), советская наука оказалась отделённой от мировой «железным занавесом». Всем известный Феодосий Добржанский, современник Четверикова и Северцова, вовремя оказался по другую сторону «занавеса», и ныне всеми почитаем как один из отцов-основателей СТЭ. Кроме всего прочего, разгул лысенковщины в СССР в сороковые-пятидесятые годы сильно подорвал доверие и интерес к советской биологии за рубежом, что давало о себе знать многие годы спустя.

Пожалуй, самой неоднозначной частью книги является та, что посвящена соперникам дарвинизма. С одной стороны, Борис Жуков «...старался понять внутреннюю логику той или иной концепции и во всяком случае воздерживался от „окончательных приговоров“», с другой стороны, очевидно, занимался развенчанием альтернативных дарвинизму концепций. Но в XXI веке дарвинизм и его альтернативы уже, что называется, «в разных весовых категориях». И получается, что большинство из перечисленных Борисом Жуковым претендентов на ниспровержение дарвинизма сейчас представляют интерес скорее в историческом контексте. Это признаёт и сам автор:

Теории же, которая объясняла бы что-то лучше дарвиновской, у критиков дарвинизма нет. Собственно говоря, у них нет вообще никакой теории. Старые, унаследованные от XIX века теории остались в том же архаичном, неразработанном состоянии, на котором прервалось их развитие много десятилетий назад — подобно бутону, который засох, так и не успев распуститься.

Пожалуй, из списка более всего выпадает вообще ненаучная альтернатива дарвинизму — креационизм. Он бестолковый, но шумный, и часто любит показывать свой невежественный оскал. Однако, как показывает пример США, при надлежащем развитии демократических институтов, креационизм не может просочиться в систему образования, а без этого никаких рычагов влияния на научную мысль он не имеет.

В этом одно из заметных отличий книги Жукова от труда его идейного предшественника. Медников на протяжении своей книги яростно сражался с ламаркизмом, что было оправдано в реалиях того времени — лысенковщина оставила уродливые шрамы на советской науке и образовании, которые ещё не затянулись к середине 1970-х. В нынешнее столетие ламаркизм «прошмыгнул» незаметно, прикрываясь данными эпигенетики (верней их превратной трактовкой), но даже при этом считать его сегодня полноценным соперником дарвинизма нельзя. Другие теории (например, мутационизм и нейтрализм) были ассимилированы дарвинизмом и в XXI век прошли не как его противники, а в качестве составных частей. Как метко пишет Жуков:

...дарвинизм достиг большего: он обратил себе на пользу не только «опровергавшие» его факты, но и выдвинутые в противовес ему концепции.

В то же время, советский случай возвышения ламаркизма (причём в его грубых и примитивных формах) — это своеобразный феномен, обусловленный конкретными социально-политическими условиями. Больше нигде в мире такого не было, нет, и не будет (хочется верить, никогда).

С неокатастрофизмом у автора и вовсе вышла промашка. То, с чем полемизирует в 10 главе Борис Жуков, по большому счёту не является неокатастрофизмом. Привлекать астероиды и супервулканы для объяснения причин массовых вымираний не то же самое, что отрицать творческую роль естественного отбора, да и вообще эволюцию по Дарвину. Чтобы почувствовать разницу, достаточно прочитать обзор неокатастрофизма в книге К.М. Завадского и Э.И. Колчинского «Эволюция эволюции» (1977). Там можно обнаружить, что true неокатастрофисты XX века (в основном первой половины) прибегали к сальтационизму, ламаркизму, автогенезу и бог знает чему ещё, лишь бы не допустить сам факт эволюции жизни путём естественного отбора. Некоторые на полном серьёзе видели своей целью возрождение идей Кювье. Стоит ли говорить, что этот подход, глубоко чуждый и даже враждебный дарвинизму, если и добрался до двадцать первого столетия, то в головах редких маргиналов. Называя «соперников» дарвинизма Соперниками, Борис Жуков, ориентируясь на аудиторию сомневающихся, (тех, что в новостной ленте с интересом кликают на ссылки вроде «учёные опровергли Дарвина»), отходит от высокой популяризации и начинает играть на поле современных мифоборцев, для которых, прежде чем обрушится на проблему, нужно сначала придать ей значимости. Совершенно уверен, что прекрасная в целом книга ничего не потеряла бы, если бы автор не стал внимательно разглядывать ламаркизм, «сдувать пыль» с номогенеза и заново изобретать неокатастрофизм.

Отрадно, что после разбора «соперников» дарвинизма, Борис Жуков обращается к вопросам, на которые дарвинизм пока что не смог ответить. И, чтобы «...показать, какого рода могут быть эти вопросы, чем именно они не вписываются в ту картину эволюции, которую рисует современная наука, и какие из этого можно сделать выводы», автор приводит ряд интересных примеров. И действительно, зачем некоторые растения синтезируют алкалоиды? Почему многие древесные млекопитающие Южной Америки обзавелись цепкими хвостами, а млекопитающие Старого Света, живущие в сходных условиях, нет? Почему у некоторых лососей не включается «программа самоуничтожения» и они могут нереститься многократно? Это больше чем занятные биологические курьёзы из рубрики «невероятно, но факт». Такие примеры, коих на самом деле немало, задают дарвинизму по-настоящему сложную задачку. И тем приятнее видеть эти неудобные вопросы в популярной книге, посвящённой теории эволюции. Если вы возьмёте, например, «Величайшее шоу на Земле» Ричарда Докинза или «Эволюция: Неопровержимые доказательства» Джерри Койна, дарвинизм перед вами предстанет как теория, достигшая абсолюта в своём развитии, почти что кристаллизованная догма, без всяких «но» и «если». Конечно, указанные авторы ставят своей целью переманить на «светлую сторону» сомневающихся, а неудобные вопросы вносят лишь сумятицу в головы читателей, только-только решивших порвать с религией, но стоит помнить, что дарвинизм — это в первую очередь научная теория, и уже потом орудие пропаганды. Борис Жуков прекрасно понимает эту разницу. Он видит в читателях не паству, которую необходимо обратить в правильную «веру», а пытливых и думающих людей. Соответственно, и дарвинизм в книге показан в широком контексте, как полноценная научная теория. И если пред этой теорией встают нерешённые вопросы, значит, ей есть куда расти. А это воодушевляет не меньше, чем перечень блестяще разгаданных загадок природы.

На мой взгляд, Борис Жуков достиг в своей книге всех поставленных целей — и создал портрет современного дарвинизма, и попутно разобрал целый ворох вопросов, вызывающих обычно споры и кривотолки. Вспоминая Гальтона, хочется думать, что и после прочтения книги Бориса Жукова читатель, у которого представления об эволюции стали более цельными и непротиворечивыми, почувствует себя чуточку свободнее.