Книга представляет собой очень живой сплав из воспоминаний человека, который отдал хирургии большую часть жизни и как никто другой представляет себе трудность этой профессии. В ней нашлось место историям из практики самого автора и нескольким случаям из практики его знакомых и друзей. Каждая история по-своему поучительна. Автор даже даёт на их основе рекомендации читателю вроде «при обнаружении бородавки нужно немедленно обратиться к специалисту, не пытаясь самостоятельно от нее избавиться, а нож из груди раненого не следует вынимать, так как он сдерживает кровотечение». Хоть на страницах книги можно встретиться с по-настоящему драматичными историями, в ней достаточно и юмора. Некоторые истории, повествующие о хирургической практике в сельской глубинке, будто сошли со страниц чеховских рассказов (к слову, это непредумышленное сходство временами подмечает и сам автор). Текст книги не отличается особым литературным изяществом, зато в нём есть много своеобразной теплоты и душевности. При прочтении складывается ощущение, будто автор сидит с тобой за одним столом, вы пьёте чай, и тебе рассказывают удивительные интересные истории. При этом рассказчик скромен и не выпячивает свои достижения, однако и в ложной скромности его упрекнуть нельзя. На страницах книги можно неоднократно увидеть гордость автора за свои операции, спасшие жизнь и здоровье пациентов. Чего стоит, например, спасение раздробленной трамваем ноги, вопреки рекомендации ампутировать. Проявив чудеса изобретательности, автор вернул молодому пациенту шанс на полноценную жизнь:

Не знаю, что ощущал сам пострадавший, понимал ли он в силу своей молодости суть произошедшего, но у меня после этой операции было ощущение счастья и гордости.

В книге читатель может сделать для себя много открытий относительно того, как была устроена хирургия (и медицина как таковая) в советской провинции. На страницах соседствуют настолько контрастные истории, что можно подивиться. В одном очерке пара пациентов стала жертвой столбняка в больнице, где проходил практику автор. А случилось всё из-за автоклава, сделанного, образно говоря, «из спичек и желудей»: «Автоклав представлял собой кирпичную печь, в которую был вмазан котел…». Зато в нескольких других историях автор совершенно спокойно описывает, как, руководя областной санитарной авиацией, по первому звонку мог вылететь в любой подведомственный райцентр, провести там операцию или забрать больного. Санитарная авиация в СССР была развита куда лучше, чем в современной России (по крайней мере, соответствовала уровню и требованиям того времени) . Нам, современным россиянам, трудно представить, чтобы в какое-нибудь село (если оно не на Крайнем Севере, конечно) просто так взял и прилетел медицинский вертолёт.

Некоторые области СССР по части охвата санитарной авиацией могли посоперничать с ФРГ, государством с лучшей на тот момент организацией воздушно-спасательных сил (там было развернуто 32 пункта с радиусом действия 50 км, что охватывало 90% населения страны). — В мире науки. №10. 1983 г. с. 10

Автор данной рецензии стал однажды свидетелем эвакуации раненых в провинциальном венгерском городке и был поражён, что на место ДТП прилетело аж два(!) вертолёта. Несмотря на постепенное возрождение санавиации в нашей стране, всё ещё трудно представить себе посадку спасательного вертолёта в простом селе на окраине Новосибирской области. Но Юрий Абрамов вспоминает свои полёты как эдакую рутину. Правда, и тут не обходилось без привычного российского разгильдяйства, об этом повествует история, в которой пришлось лететь на списанном вертолёте Ми-1:

... он посоветовал мне проделать дыру в моторный отсек и следить за гайкой. Я руками разорвал обшивку задней стенки и увидел злосчастную гайку, которая от вибрации болталась, но пока не отвинчивалась. На протяжении всего полета я следил за ней, но все обошлось. [...] Гера не стеснялся в выражениях и обещал “набить морду авиамеханикам, которые не проверили гидросистему”.

Стоит отдать автору должное, все истории в книге лишены какой-либо политической окраски — нет ни суровой критики, ни восхваления советской реальности.

По прочтении книги складывается стойкое впечатление, что это не просто бодрая «производственная драма». Она повествует о тяжёлых буднях хирурга, да, но ещё и о сострадании. Многим из нас, простым пациентам, в хирурге, который «вторгается в организм больного буквально с помощью ножа», в первую очередь хочется видеть человека. Человека, которому не всё равно. Человека, который воспринимает вас не как кусок вышедшей из строя плоти, а как такую же, как сам врач, личность, думающую, чувствующую, достойную спасения. В книге очень много мест, в которых ярко показано сопереживание автора и душевные терзания, которые он испытывал из-за неудачных операций или страданий пациентов:

Очень тяжело смириться со смертью пациента, это душевная травма на долгие годы. Невыносимо находиться у постели умирающего, которому ты не в силах помочь.

В этом книга очень перекликается с мемуарами другого известного советского хирурга Федора Углова «Сердце хирурга», в которых он описывает своё становление в профессии и активные годы, трудности работы в период до открытия антибиотиков и многое другое, но главное — заинтересованность в здоровье пациентов. Однако, наряду с сострадательным отношением к пациенту, в настоящее время в околомедицинских кругах муссируется и другая точка зрения. Например, до сих пор переиздаются и неизменно сопровождаются сонмом восторженных отзывов мемуары британского нейрохирурга Генри Марша . Сам Марш в книге «Не навреди» и его почитатели продвигают мысль, что цинизм — это неотъемлемое (и даже безусловно положительное) качество хирурга, существующего в объективной реальности, в которой каждый из них имеет своё «персональное кладбище». Давайте сравним пару цитат, одну из книги Абрамова, одну из книги Марша.

Образец бескомпромиссной врачебной честности, Марш, в своих мемуарах в плохо скрываемой форме признаётся, как для решения об использовании в Великобритании одной рискованной методики, сначала «обкатал» её на пациентах в стране третьего мира (коей тогда была постсоветская Украина). Герой, ни дать ни взять. — Ред.

После ампутации я сформировал культи из уцелевших тканей, наложил повязки и вышел из операционной, совершенно разбитый. А как еще — оставить семнадцатилетнего мальчишку без рук и ног! Все хирурги ненавидят подобные операции, после которых больной на всю жизнь остается калекой. Я даже заплакал. [...] Прошло уже более двадцати пяти лет, а мне все еще больно вспоминать этот случай. Почерневшие гангренозные руки и ноги мальчишки стоят у меня перед глазами. Где он сейчас, этот парень, уже ставший взрослым? Как сложилась его жизнь?

Перед нами вспыхнул снимок мозга пациентки. “Вашу ж мать! — заорал я, взглянув на него. — Какого чёрта вы вообще согласились её принять. У неё массивное кровотечение в ведущем полушарии, ей семьдесят два, она в коме — мы ведь не собираемся её лечить, не так ли?”

Давайте сыграем в викторину под названием «К какому хирургу, случись такое, мне бы захотелось лечь под нож?». Нет смысла отрицать, что у каждого хирурга есть «персональное кладбище», вопрос в том, с какими чувствами он на это «кладбище» приходит.

Подводя итог, можно заключить, что книга Юрия Абрамова это честный, добрый и увлекательный рассказ о становлении хирурга и сущности этой профессии, рассказ, который будет интересен не только тем, кто интересуется медициной.