Какой смысл читать книгу о космосе, изданную 44 года назад? Ведь за 44 года в ней должно было устареть примерно всё. 44 года! Это, можно сказать, дедушка научпопа, пыльный манускрипт, что нового из нее можно узнать?

Могу ли я увлекаться тайнами звезд, когда у меня вечно пред глазами смерть или рабство? (вопрос Анаксимена Пифагору)

Книга Сагана не о космосе, а о Космосе. Космос — это греческое слово, означающее порядок во Вселенной. Когда автор пишет Cosmos, вынесенное в название книги, непременно с заглавной буквы, речь идет о всеобщем мироздании. Если речь идет о космическом пространстве и его исследовании, то есть об астрономии и космонавтике, то автор использует слово space. И именно об устройстве Вселенной и написана книга, на создание которой ушло два года (за что автор трогательно благодарит администрацию Корнуэльского Университета в самом начале, оставляя читателя в неведении, на что же он жил два года во время этой работы).

Что касается новых данных, о которых автор полвека назад ничего знать не мог, в книге огромное количество комментариев редактора Александра Сергеева. То и дело он вносит свои правки — то гипотезу о нейтринных осцилляциях подтвердит, то пояснит, что Плутон больше не планета и покрыта не метановым, а азотным льдом, то у какой-нибудь планеты М31 не два, а уже девять спутников открыто, а в Местной группе галактик этих самых галактик давно открыто не 20, а 50. Не исключено, что пока книга печаталась, уже и 51.

Первые главы книги посвящены истории Науки.

Например, детектив про подлог данных Колумбом (очень ему хотелось получить финансирование экспедиции от королевы Кастилии Изабеллы II, вот Христофор и подтасовал вычисления Эратосфена, поэтому университет Саламанки и не поддержал колумбовский проект).

Или очень географическая история про разные карты мира — почему они именно такие.

Автор исследует и вопрос о мотивах, науку двигающих, и о Местах Силы, в которых ученые попадают в благоприятные условия, где открытия их расцветают, и об открытиях, которые происходят, наоборот, вопреки всему.

Например, одна из глав рассказывает, что еще в VI в. до н. э. в Ионии сформулировали вполне современную концепцию: «Вселенная познаваема, поскольку обнаруживает внутренний порядок: в Природе есть закономерности, позволяющие раскрыть ее секреты. Природа не является совершенно непредсказуемой; есть правила, которым даже она должна подчиняться». Этот замечательный, упорядоченный характер Вселенной получил название Космос. К научным наследникам ионийским космистов и относит себя Карл Саган. Эта глава — о роли свободы мысли, той самой, которой нам так не хватает в России.

Почему не в великих городах Индии или Египта, не в Китае? Китай имел тысячелетнюю астрономическую традицию; здесь изобрели бумагу и печатный станок, ракеты, часы, шелк, фарфор и методы навигации в открытом море. Иония — царство островов. Изоляция, даже неполная, способствует разнообразию. Множество несхожих между собой островов выработало многообразие политических систем. Не было единой силы, которая могла бы установить социальное и интеллектуальное единообразие на всех островах. Стали возможны свободные исследования. Поддержание суеверий не считалось политической необходимостью. Если бы ионийский дух победил, я думаю, что мы — другие „мы“, конечно, — могли бы сейчас путешествовать к звездам. Наши первые разведывательные корабли, отправленные к Альфе Центавра и звезде Барнарда, к Сириусу и тау Кита, уже давно вернулись бы назад

С особой любовью Саган пишет про Александрию, где работали Евклид и Гиппарх, Дионисий Фракийский, Герофил и Архимед, Герон Александрийский и Аполлоний Пергский, Птолемей и так далее, и так далее (прочтя книгу, вы узнаете многое и о них самих, и об их научных работах).

А почему бы им и не предаваться научным изысканиям в месте, украшенном фонтанами и колоннадами, где были десять больших научных залов, посвященных каждый своему предмету, ботанический сад, зоопарк, анатомический класс, обсерватория и огромная обеденная зала. А библиотека? Свитки скупались везде, где только можно, изымались (с возвратом!) у контрабандистов, да какие свитки — сочинение Аристарха Самосского, которое доказывало, что Земля — одна из планет, которая, подобно другим, вращается вокруг звезды.

Много строк уделено автором феномену Голландии — почему именно в ней так много новых научных идей получило развитие и дало направление всей мировой науке, почему она стала республикой среди монархических государств.

Целая глава посвящена взлету и упадку античной науки. Пифагорейцам, скрывающим тайное знание о многоугольниках (настолько сакральным, что, когда их же товарищ пифагореец Гиппас описал додекаэдр в своих трудах, а вскоре утоп вместе с рукописями книги и всем кораблем где-то в море, они страшно злорадствовали — вот, бог не фраер). О скромном Демокрите, считавшем, что бедность при демократии предпочтительнее богатства при тирании, и который мечтал подружиться с Сократом, но всегда боялся подойти и представиться. И о недобром Платоне, который подговаривал учеников сжигать труды Демокрита и до кучи Гомера. О том, как наука потребовала проверки опытом, а работать руками было уделом рабов, а значит, позор-позор для ученого, и загнулась античная наука, как неполитый цветочек. О грустной истории из Китая, в которой астрономию передали в руки чиновников, финал закономерен — кончилась астрономия в Китае.

А вот Иоганн Кеплер, чьи работы и биография описаны в книге очень подробно, из другой группы исследователей — тех, что вопреки всему и ценой всей своей жизни. Стоило бедняге обосноваться на каком-нибудь месте, там начинались то война, то эпидемия, приходилось постоянно переезжать со всей семьей. А уж религиозные гонения максимально попортили кровь ученому — из Граца прогнали за то, что лютеранин; от лютеранства отлучили за то, что недостаточно лютеранин, а мать его чуть вообще не сожгли как ведьму, пришлось поднять на уши всю местную знать, чтобы спасти старушку (которая, впрочем, не была такой уж безгрешной и даже торговала наркотиками). Дальше математику свезло — его пригласил в свое шикарное поместье Тихо Браге (это сейчас он знаменит тем, что приютил Кеплера, а тогда хвастаться мог разве что своим золотым носом. Свой обычный нос дворянин потерял в дуэли за право называться лучшим математиком. А вы говорите, мериться индексом Хирша!)

Почему именно Кеплер, а не Коперник, например, в центре внимания автора? По его мнению, именно Кеплер и Ньютон олицетворяют собой переломный момент в человеческой истории — открытие того, что вся Природа управляется чрезвычайно простыми математическими законами, что одни и те же законы действуют на Земле и на небе, и что существует соответствие между образом нашего мышления и принципами устройства мира. Кроме того, Кеплера можно считать популяризатором науки, как и автора — он читал лекции по астрономии в школах, много публиковался за свой счет, писал научную фантастику. Иоганн Кеплер верил, что наступит такой день, когда исследователи, «не убоявшиеся громадных просторов космоса», отправятся в небо на «кораблях с парусами, приспособленными к небесным ветрам». Вы можете представить себе смелость такой позиции в 17 веке, если представить себе те проблемы, которые волновали большинство — что-то типа «ведьма навела мор на скот, Господь недоволен нами и наслал засуху».

Кстати, о Копернике: совершенно чудесна глава о том, как церковные цензоры вроде бы повелели изъять его крамольные мысли из книг, но особо не отслеживали результативность, и библиотекари благополучно спустили процесс на тормозах — чуть больше половины копий подверглись «исправлению», а в Иберии таких не нашлось ни одной — кто ж поедет проверять иберийские библиотеки на предмет запрещенки. Так что лень как двигатель науки и прогресса заработала лишнее очко.

Карл Саган уделяет много внимания и вопросам зарождения, и эволюции всего живого на планете. Начинается глава с хрестоматийного примера про крабов-самураев, которых рыбаки из уважения к стойкости самураев Хэйке не ели, а почтительно выпускали обратно в море, что позволило закрепиться такому признаку, как рисунок на спине, похожий на японское лицо. Не менее эпична история с кроликами, которых монахи в новорожденном виде причислили к лику рыб, а значит, животных, разрешенных в качестве закуски в постные дни, и к каким последствиям это в итоге привело (для нас и для кроликов). Некоторые примеры автор приводит из собственного опыта — ему приходилось работать с дрозофилами в качестве лаборанта и даже, как ему показалось, открыть новую мутацию (спойлер — Карла Сагана обманула моль, притворявшаяся дрозофилой, чтобы бесплатно есть в лаборатории патоку). Не обойдется глава без генетических заболеваний, строения ДНК (к этому разделу ожидаемо много), загадочных «марсианских консервах» и глаз трилобитов всяческих трилобитных национальностей.

Сельское хозяйство — это просто методичный сбор урожая солнечного света при вынужденном посредничестве растений

Описана в книге и трагическая история космомикробиолога Вольфа Вишняка, который 12 лет потратил на специальные микробиологические «волчьи ловушки» для межпланетных зондов. Как это бывает, кто-то вычеркнул его разработку из программы; расстроенный Вольф, чтобы не пропадать добру, решил применить свои ловушки в Антарктиде, где почти сразу погиб. А ловушки сработали, и его вдова Елена Симпсон-Вишняк выявила в образцах новый вид дрожжей, уникальных для Антарктики.

Кстати, автор, как видно из цитаты, сочувствует микробам, над которыми проводил эксперименты — это ли не торжество биоэтики!

Некоторые микробы замерзали и умирали в первую же ночь, никак больше не проявляясь. Другие задыхались и гибли от недостатка кислорода. Иные умирали от жажды или ультрафиолетового излучения

Вынужден признаться, но я — убежденный углеродный шовинист. Вдобавок я еще и водный шовинист. Но иногда меня берут сомнения. Вдруг мое пристрастие к этим веществам как-то связано с тем, что я сам по большей части состою из них?

И вот наконец-то из темного Средневековья и лабораторий с голодными дрозофилами мы отправляемся, наконец, к звездам. Начав с выяснения того, на что похож всем известный звездный ковш — на медведицу, плуг, китайского чиновника или процессию из быка, человека или гиппопотама с крокодилом на спине, автор рассказывает нам об изменениях формы созвездий во времени и о роли астрологии в истории науки.

Казалось бы, совершенная чушь (так считалось не всегда — в 1632 г., по данным тогдашних Лондонских медстатистиков, из 9535 умерших 13 пали жертвами планет. Интересно, каковы были симптомы?), однако именно это странное направление помогло прокормиться целым поколениям астрономов в условиях отсутствия госфинансирования. Какая ни есть, а подработка.

В следующей главе автор, чтобы продолжить тему космических путешествий на необходимом ему научном уровне, разъясняет читателю теорию Эйнштейна, предлагает определить скорость мысли и даже проводит физические параллели между черными дырами и Чеширским котом.

Мы обнаружили, что живем на малозначительной планете возле неприметной звезды, затерянной между двумя спиральными рукавами на окраине галактики, которая входит в состав относительно небольшого скопления галактик, где-то в забытом углу Вселенной, содержащей больше галактик, чем людей на Земле

Здесь мы узнаем о галактиках- самоубийцах, собачке Никсона по имени Чекерс (замешанном, хотя он и милый песик, в коррупционном скандале), о теории Большого Взрыва (и не спрашивайте, какое отношение к нему имеет летучая мышь с лекарством в зобе в правом верхнем углу картинки индейцев Навахо о сотворении мира), о космическом излучении и гравитации, о причинах, по которым наше небо голубое, доплеровской интерпретации красного смещения и звездах на флагах разных стран, алмазах в метеоритах, полете «Вояджера», символе Вечного Огня в наших культурах и причинах агрессивности людей.

А последняя глава книги — о нашем будущем. К сожалению, всё стало значительно хуже с момента написания книги. Карл Саган начинает с рассуждений о том, что услышат инопланетные исследователи, поймав радиоволны наших телевизионных каналов.

Бессмыслица коммерческого телевещания вкупе с внешними признаками международной напряженности и междоусобицы внутри человеческой семьи — вот основные послания о жизни на Земле, которые мы предпочитаем транслировать в Космос. Что должны подумать о нас они?

P.S. 20 декабря 1996 г., когда аппарат «Марс Пасфайндер» был уже на пути к Марсу, пришло печальное известие о смерти Карла Сагана. В его честь посадочный модуль переименовали в мемориальную станцию имени Карла Сагана.