Корнфельт начинает книгу с истории создания «Франкенштейна», подчеркивая удивительный символизм, ведь осенью 2018 года, в двухсотлетний юбилей великого романа, Хэ Цзянькуй заявил о рождении первых генетически модифицированных детей. Параллели, пожалуй, слишком явные, но задают книге определенный тон.

Автор пишет:

Несгибаемый, прочный оптимизм — и глубокий страх, иногда обоснованный, а иногда беспричинный. В настоящее время точкой пересечения этих двух сюжетов становится генетика — именно здесь им нужно сплестись в один, чтобы мы смогли ориентироваться в будущем

Важнейший вопрос книги — где заканчивается медицинская необходимость и начинается намеренное улучшение человеческого рода? На самом деле, сплетение генетики, оптимизма и страха имеет давнюю историю.

«Неужели человек не заслуживает, и притом в гораздо большей степени, того, что достигнуто им для его животных, и, раз это удалось для них, почему же это не может удасться и для самого их обладателя? Нужно только знать, что следует делать в этом направлении...», - писал столетие назад выдающийся русский генетик Юрий Филипченко. И добавлял: «... на этот-то наиболее важный вопрос и должна нам ответить евгеника» .

Ю.А. Филипченко. «Пути улучшения человеческого рода (евгеника)». Ленинград, Государственное изд-во, 1924, с. 155.
Да, в советской России было «Бюро по евгенике», которым руководил Филипченко, и издавался соответствующий журнал. Страна советов в 1920-е старалась не отставать в этом вопросе от передовых стран Запада, разве что до массовой стерилизации дело не дошло. К счастью для Филипченко, он умер до воцарения Лысенко и не смог разделить судьбу Вавилова и Карпеченко, что, с учетом его деятельности, было почти гарантировано.

Собственно, этот термин ни разу не встречается в книге Корнфельт, но «призрак» евгеники витает между страниц. Адепты улучшения человеческого рода столетие назад и представить не могли, какие мощные инструменты появятся в руках ученых. С появлением технологии CRISPR-Cas9, кажется, сбываются и надежды, и страхи множества людей, однако восход «Евгеники 2.0» — это скорее экзистенциальная угроза, из разряда восстания искусственного интеллекта и всепоглощающих самореплицирующихся нанороботов. Тут нам следует довериться рецепту Стивена Пинкера — «Самое важное — не поддаваться эвристике доступности и не считать, что, если мы способны представить себе нечто ужасное, оно обязательно случится». К счастью, Корнфельт сбавляет накал страстей и во второй половине книге показывает, что в отношении CRISPR «... розовые очки еще не сняты. Но сделать это придется». Автор показывает, что посулы некоторых генетиков вылечить все болезни с помощью этой технологии выглядят нереалистично. Да, на свете существует от пяти до восьми тысяч моногенных заболеваний, но наиболее распространенные болезни человека имеют полигенную природу , то есть зависят от множества генов. К примеру, полногеномный поиск ассоциаций показал, что для нейроонтогенетических заболеваний вроде аутизма и шизофрении вклад каждого конкретного гена-кандидата равен одному проценту. Одному! Это же относится и к таким признакам, как рост и уровень интеллекта, за которыми стоят сотни и тысячи генов. Что в таком случае редактировать с помощью технологии CRISPR? На этот и другие неудобные факты справедливо обращает внимание Корнфельт.

и еще в немалой степени зависят от среды.

Пытаясь сделать книгу более популярной, Корнфельт пошла на многие упрощения, которые, даже если понимать, что книга ориентирована на широкую аудиторию, непростительны и выглядят как грубые ошибки.

Например, не раз указывается, что цвет глаз кодируется всего одним геном — «Классический пример из школьного учебника — цвет глаз. Цвет глаз, карий или голубой, практически целиком определяется одним геном, или, как сказал бы Мендель, наследственным фактором», и только много позже, когда читатель усвоил это как истину, говорится, что не все так просто. Комментарий научного редактора в самом начале, сообщающий, что автор не до конца прав и что есть нюансы, был бы очень кстати. Говоря об анеуплоидиях, Корнфельт почему-то указывает только трисомию по 21 хромосоме, хотя и про синдромы Эдвардса и Патау можно и нужно тоже сказать. А про то, что «генетический код универсален для всего живого на земле и написан одними и теми же буквами», и говорить не приходится. Удивляет факт — научный редактор упустил этот момент и не поправил, не уточнил. То же можно сказать про упоминание о регуляции: «Двадцать тысяч мелких участков ДНК, управляющих тем, какие белки производят клетки», но ведь есть и регуляторы не белок-кодирующих генов, а с ними как, они не регулируются что ли? Нет пометки редактора и о том, что продуцирование инсулина в бактериях — вовсе не заслуга так хвалимого автором метода CRISPR, что есть проект T2T, а не только проект «Геном человека». Торил Корнфельт ошибочно говорит о том, что у человека 20 000 белков (она называет их «клубками») — если с этим числом генов еще можно согласиться, то с числом белков — нет. Тем не менее, находим у нее слова:

Все, что мы собой являем, все, что происходит с нашим телом, — все это определяют именно они, эти 20 000 клубков с закодированными белковыми инструкциями, плюс получаемые клеткой инструкции по использованию этих клубков

Решать, насколько это корректно, оставим на волю читателя рецензии.

Касаемо генетики, к сожалению, наблюдается немало ляпов. В рецензии я указал те, что особенно хотелось отметить, но не все. В переиздании, если таковое планируется, стоит привлечь к работе нескольких научных редакторов, чтобы книга была без ошибок, которые ожидаешь встретить в газетах, но не в научно-популярной книге. Но вернемся к содержанию книги и перейдем к обсуждению этики.

Поскольку первые модифицированные дети появились в Китае, эта страна попала в особый фокус автора. Прежде всего, успехи Китая в генетике вызывают настороженность. Комментируя получение китайским генетиком Су Бином модифицированных обезьян, Корнфельт выражает однозначное мнение:

Большинство ученых во всем мире считают подобные эксперименты глубоко безнравственными, и сразу после публикации на авторов обрушилась жесткая критика. Такая деятельность бесконечно далека от основных принципов работы — сокращать, возмещать, улучшать — и обязательств производить минимально возможное число опытов на животных при максимально эффективных результатах с единственной целью: избавить человека от страданий, вызываемых болезнью

А в другом месте автор приводит слова генетика Карла Джуна, сравнивающего китайскую систему с «Диким Западом». До читателя пытаются донести мысль, что низкие биоэтические стандарты в поднебесной развязывают китайским ученым руки. Однако, не испытывая особых симпатий к китайскому политическому устройству, стоит отметить два момента. Во-первых, выходка Хэ Цзянькуя шокировала и самих китайцев, что обеспечило ученому трехлетнее тюремное заключение. Здесь мы имеем дело не с государственной системой, а с мерой личной ответственности ученого. Скажем, фриковатые биохакеры, будто сошедшие со страниц комикса «Трансметрополитен», которым посвящена целая глава в книге Корнфельт, до сих пор не сделали ничего подобного только в силу ограниченности ресурсов. Во-вторых, сами биоэтические стандарты вызывают вопросы. Китай имеет десятки лабораторий с сотнями тысяч приматов. Работа с приматами — это очень-очень дорогое удовольствие. А китайские исследователи, ко всему прочему, еще и занимаются гуманизацией приматов — т.е. внедряют в них человеческие гены для лучшего моделирования человеческих же заболеваний. Должны ли китайские исследователи, которые могут позволить себе такой масштаб, строго следовать «принципу трех R» (reduce, replace and refine ) и поумерить аппетиты? Между прочим, среди западных исследователей стремление следовать принципу трех R доводит до курьезов. На одной из зарубежных конференций, на которой мне довелось присутствовать, докладчик убеждал всех обязательно использовать в экспериментах и самцов, и самок. Но ведь это привело бы к двукратному увеличению каждой выборки, как это соотносится с вышеозвученным принципом? Не проблема, — по мнению докладчика, достаточно четырех животных в каждой группе! Основываясь на законах математической статистики и личном опыте, скажу что это так не работает. От исследователей требуют использовать меньше обезьян/мышей/крыс, в то время как ежедневно забиваются миллионы коров, свиней, овец, кроликов, куриц, индеек и бог знает каких еще зверей, только чтобы мы набили свои животы. Вы не находите это странным? На одной чаше весов — сытный обед, на другой — прогресс в медицине и понимании фундаментальных основ жизнедеятельности организмов. Корнфельт непросто понять, почему для китайских ученых животные — это просто животные. Вопрос о биоэтике действительно непростой. Где заканчиваются строгие стандарты биологических экспериментов и начинается ханжество?

Сейчас широко распространены гуманизированные мыши, в которых встроены те или иные человеческие гены. Например, почти все трансгенные мыши-модели болезни Альцгеймера имеют человеческие гены тау-белка и бета-амилоида.

Сокращать, возмещать и улучшать.

Корнфельт рассматривает вопросы оптимизации человека с разных сторон: практических, этических, философских. Последнему уделено меньше места. Однако любопытно, что англоязычное и русскоязычное издания книги имеют одинаковое название — «Неестественный отбор». Очевидно, такой вариант названия появился не без согласия автора. Строго говоря, антитезой естественному отбору является искусственный (artificial selection или selective breeding в англоязычной терминологии).

Шведское оригинальное издание называется «Человек в пробирке».

Вместе с тем, упор уже в самом названии на «неестественность» автоматически делегитимизирует любые попытки вмешательства в человеческий геном, да и вообще в наше естество. Должна ли человеческая природа быть неприкосновенна? А что вообще такое «человеческая природа»? По мнению автора:

Воспринимая себя как машину, а не как животное, человек рискует пропустить предстоящее увлекательное путешествие, свернуть не туда. В нашем фокусе — колесики и винтики, тогда как мы могли бы исследовать таинство

В чем это таинство заключается, автор не объяснила. По мнению нобелевского лауреата Пола Нёрса, живые организмы — это отделенные от внешней среды, но коммуницирующие с ней, химические, физические и информационные машины, способные к эволюции путем естественного отбора . Скучно, да, зато правдиво. Приходится констатировать, что ни Тори Корнфельт, ни общество как таковое еще не готовы к лишению человеческого тела сакрального статуса. Стоит ли в таком случае переживать об оптимизации человека? Кажется, для этого нет никаких серьезных предпосылок.

Нёрс П. «Что такое жизнь? Понять биологию за пять простых шагов». М.: «Азбука-Аттикус: КоЛибри», 2021, с. 198–199.

Корнфельт очень осторожна в своем оптимизме относительно генетических технологий. Здесь слишком много «но» и «если». Наука — величайшее достижение человечества, она не добрая и не злая, она не превозносит и не унижает человека, она принесла нам свободу, и как ею распорядится — всецело на нашей совести. Человечество, кажется, уже совершило все мыслимые ошибки. Пожалуй, нам хватит мудрости правильно использовать генетические технологии и взять под контроль свою судьбу, не предав общечеловеческие ценности.