Майкл Газзанига: «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии». Рецензия
15 октября 2017
Майкл Газзанига: «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии». Рецензия
- 1870
- 0
- 4
-
Автор
-
Редакторы
Темы
Уровень развития технологий сегодняшнего дня позволяет разобрать процесс мышления буквально до молекул: мы знаем, как на наши личностные черты и склонности влияют десятки генов, процессы синтеза, выброса и обратного захвата нейромедиаторов, проведение электрического сигнала вдоль аксонов и дендритов, формирование новых синапсов, активность тех или иных зон мозга. И если наше поведение определяется биохимическими соединениями и электрической активностью, то где же тогда «мы», наши убеждения, надежды, страхи и свобода воли? Именно на этот вопрос старается ответить в своей книге Майкл Газзанига.
Cвой рассказ про устройство человеческого мозга Майкл Газзанига начинает с общего вопроса: разобрав до мельчайших деталей процессы работы головного мозга, сможем ли мы понять, где и как рождается наше мышление? И если работа нашего мозга определяется параметрами предшествующих состояний нервной системы, то в какой точке этого континуума происходит произвольный выбор, и происходит ли он вообще? Какие последствия новейшие исследования в области нейронаук могут иметь в крайнем случае — в рамках определения ответственности человека в уголовном преступлении? В книге поднимается вопрос детерминизма: если наше мышление можно свести к процессам выброса нейромедиаторов, электрической активности мозга и генетических предрасположенностей, то можно ли вообще говорить о личности, сознании, свободе воли и свободе выбора, ответственности за свои решения? Газзанига считает, что можно и нужно.
Автор изначально задается мировоззренческими вопросами, поэтому и подход к освещению многих тем в книге получается философским: привычка искать причинно-следственные взаимосвязи в природных явлениях неизбежно приводит к вопросу о том, что первичнее — наша «личность» или наш мозг (условно говоря, софт или железо)? Как вообще они соотносятся между собой? Пожалуй, на любом более простом уровне рассмотрения этот вопрос не только не поддается решению — он вообще лишен смысла.
Эту книгу вполне можно назвать междисциплинарной — автор касается и вопросов нейробиологии, включая историю и развитие взглядов на эти вопросы по мере появления новых знаний, связанных с работой мозга, теории информации, психологии, права, основ этики и морали. Текст рассчитан на достаточно подготовленного и эрудированного читателя: легкое и ироничное изложение автобиографических историй и чувство юмора, с которым написаны многие рассуждения в книге, чередуются с довольно громоздкими выкладками, в которых описываются связность нейронных сетей, положения теории хаоса и идеи квантовой неопределенности, эмерджентные свойства сложных систем и базовые принципы американского уголовного общего права, этические и юридческие аспекты использования нейробиологических данных как доказательств в судебном процессе.
Фактически, в книге из главы в главу проводятся две центральных мысли: о том, что сознание — это «эмерждентное» свойство, побочный продукт работы сложно устроенной распределенной нервной сети. По мысли автора, сознание не сводится не только ни к какому конкретному отделу мозга, но и ни к каким более простым процессам внутри всей системы. Вторая мысль — что наш мозг эволюционировал под действием социального отбора: свойства нашего мозга невозможно понять и описать, если не учитывать, что он развивался не просто в условиях внешней среды, чтобы приспосабливаться к ней, — мозг человека приспособлен именно к жизни в обществе других людей, наделенных интеллектом и настолько же сложно устроенной нервной системой. Наши основы морали и этики, представления о добре и зле формировались не в социальном вакууме: в тесно живущих группах людей шел социальный отбор, который благоприятствовал формированию именно тех нравственных установок, которые существуют сейчас.
Последняя часть книги, касающаяся правовых аспектов и особенностей американского правосудия, изначально рассчитана на американского читателя, хорошо знакомого с ее процедурами и проблемами. Я бы сказала, что для российского читателя поставленные в книге вопросы пока остаются сугубо теоретическими, тем более что российское право опирается на совершенно другие принципы и (по крайней мере, формально) не учитывает обстоятельства ранее рассмотренных дел и вынесенных приговоров. Тем не менее, существуют общие принципы правосудия, которые опираются на состязательность сторон и определение вины ответчика в ходе судебного процесса на основании представленных сторонами доказательств. Если при определении вины судья должен принимать в расчет все обстоятельства преступления, не следует ли ему учитывать высокий уровень адреналина, сниженную активность гипоталамуса и микроповреждения в области префронтальной коры обвиняемого, когда он выносит вердикт?
Возвращаясь к идеям о социальной эволюции мозга и нашего поведения, автор заключает, что идея личной ответственности очень важна для существующих взаимоотношений между людьми, она, как и многие другие идеи, подвергалась отбору и, по всей видимости, играет важную роль в нашей жизни. Меняя взгляды и подходы к взаимодействию членов общества и отношение к вредоносному для общества поведению и возможным последствиям этого поведения, мы можем (хотя и в очень отдаленной перспективе) повлиять на эволюцию социального поведения человека, его отношения к преступлению и наказанию.
Вы помните эффектную сцену вскрытия трупа из фильма «Люди в черном»? Лицо открывается и обнажает расположенный под ним аппарат мозга, где всем заправляет, орудуя рычагами, маленький инопланетянин. Голливуд прекрасно изобразил то «я», ощущаемый центр, нечто, осуществляющее контроль, — которое, как мы все думаем, у нас есть. И каждый в это верит, хотя и понимает — все устроено совершенно не так. На самом деле мы осознаем, что обладаем автоматическим мозгом, чрезвычайно распределенной и параллельной системой, у которой, по-видимому, нет начальника, как его нет у интернета. Таким образом,большинство из нас рождаются полностью оснащенными и готовыми к работе. Подумайте, например, о кенгуру валлаби. В течение последних девяти с половиной тысяч лет кустарниковые валлаби, или таммары, живущие на острове Кенгуру у побережья Австралии, наслаждались беззаботной жизнью. Все это время они жили без единого хищника, который бы им досаждал. Они даже никогда ни одного не видели. Почему же, когда им показывают чучела хищных зверей — кошки, лисицы или ныне вымершего животного, их исторического врага, — они перестают есть и настораживаются, хотя не ведут себя так при виде чучела нехищного животного? Исходя из собственного опыта, они не должны даже знать, что существует такое понятие,как животные, которых следует остерегаться.
Подобно валлаби, у нас есть тысячи (если не миллионы) встроенных склонностей к разным действиям и решениям. Не стану ручаться за кенгуру, но мы, люди, полагаем, что сами, сознательно и намеренно, принимаем все свои решения. Мы чувствуем себя изумительно цельными, прочными сознательными механизмами и думаем, что стоящая за этим структура мозга должна как-то отражать это непреодолимое свойственное нам чувство. Но нет никакого центрального командного пункта, который бы,как генерал, раздавал приказания всем прочим системам мозга. Мозг содержит миллионы локальных процессоров,принимающих важные решения. Это узкоспециализированная система с критически важными сетями, рассредоточенными по 1300 граммов биологической ткани. Нет ни одного шефа в мозге. Вы уж точно ему не начальник. Вам хоть раз удалось заставить свой мозг замолчать уже и заснуть?
Сотни лет ушли на то, чтобы накопить знания об организации человеческого мозга, которыми мы сейчас обладаем. К тому же дорога была каменистой. И по мере того, как разворачивались события, неотступная тревога по поводу этих знаний сохранялась. Как все эти процессы могут сосредоточиваться в мозге столькими разными способами и тем не менее вроде бы функционировать как единое целое? История начинается с давних времен.