...Злые языки говорили, что родившийся в 1874 году в небольшом городке Аванка последний представитель старинного и знатного португальского аристократического рода Антонио Каэтану ди Абреу Фрейри был очень тщеславным человеком — чему способствовало активное и профессиональное занятие политикой, и именно поэтому он вернулся из политики в медицину, где шансов обессмертить имя было больше. Впрочем, другие источники называют его очень скромным человеком. Удивительно другое: оба важнейших изобретения Э́гаш Мони́ш сделал уже на шестом и седьмом (!) десятках своей жизни.

Все, кто смотрел или читал «Пролетая над гнездом кукушки», помнят о страшной судьбе Патрика Макмерфи. Та операция, которая сгубила его, действительно массово применялась в сумасшедших домах США, а кроме того, принесла Нобелевскую премию по физиологии и медицине своему создателю. И ведь он действительно был достоин награды, но совсем за другое свое изобретение...

Конечно, вы догадались, что далее речь пойдет о лоботомии. Хотя в списке вердиктов Нобелевского комитета это слово вы не найдете. Потому что даже создатель метода назвал свое детище по-иному. Да и фамилию самогό создателя, Абреу Фрейри, в медицинских справочниках искать бессмысленно. Еще студентом молодой человек увлекся политикой и писал памфлеты на либерально-республиканские темы, против португальской монархии. По голове юного аристократа за это бы не погладили, поэтому ему пришлось взять псевдоним в честь португальского деятеля XII века Эгаша Мониша. Учился он в спокойном Коимбрском университете, колебался между математикой и медициной, выбрал последнюю и в 1899 году получил степень за диссертацию о дифтерии. В том же году он познакомился с болезнью, которая не позволила ему самому провести первую в мире лоботомию, — подагрой.

Впрочем, медицину Мониш достаточно быстро забросил. В 1902 году он еще отметился монографией по патофизиологии секса [1], однако уже в 1903 общественная деятельность взяла верх: Мониш стал депутатом португальского парламента, которым пробыл 14 лет. И всё же неврологическую работу он продолжил — например, в 1917 году обобщил опыт ранений головы в Первую мировую в обширной монографии «Военная неврология» [2]. Видимо, тогда он уже задумался, что некоторые повреждения мозга могут принести определенную пользу. К этому же году политический вес Мониша настолько вырос, что именно ему доверили подписать Версальский договор со стороны Португалии и стать послом в Испании. Ну а годом спустя он уже занял пост министра иностранных дел...

Назад в медицину!

К счастью для науки, в 1922 году к власти в Португалии пришли консерваторы, и либерал Мониш вернулся в науку. Он занялся очень важной проблемой — поиском способа увидеть человеческий мозг при жизни, не вскрывая черепа.

Неврологам было обидно: Вильгельм Конрад Рентген открыл Х-лучи и сделал доступным изучение костной ткани и некоторых органов, но вот мозг... Все ткани головного мозга (ну, кроме черепа) обладают практически одинаковой рентгеновской плотностью. Это сейчас можно использовать компьютер, томограф и достаточно неплохо «посмотреть» мозг в рентгене... Но в 1920-х... Мониш взялся за работу — и в 1927 году (напомним: Монишу уже 53) наш герой догадался использовать препараты йода для контраста и создал метод рентгеноконтрастной ангиографии [3–5], которая позволила впервые увидеть сосуды головного мозга, что заметно расширило возможности диагностики. Так, например, болезнь Моямоя (по-японски «моямоя» — это клуб дыма) — медленное сужение просвета внутричерепных сегментов сонных артерий — диагностируется только на ангиограмме (рис. 1).

Кстати, потом Мониш внес большой вклад и в создание торотраста — рентгено- и радиоконтрастного препарата, суспензии диоксида тория.

Рассечение белого вещества

Собственно говоря, было бы логичным, если бы наш герой получил за фактически первый в истории метод нейровизуализации Нобелевскую премию (он был номинирован на нее и за это) — и на этом завершил бы карьеру. Но премии не было, а новости — были. В 1935 году Мониш поехал в Лондон на Второй Международный конгресс по неврологии, где выступили два американца — Джон Фултон (рис. 2) и его молодой коллега Карлайл Джейкобсен из Йельского университета, где в начале 1930-х Фултон создал первую лабораторию по нейрофизиологии приматов. Они представили результаты удаления большей части префронтальной коры у двух низших обезьян. Оказалось, что это не убило животных: они, почти по Карнеги, продолжали жить, но перестали беспокоиться. Правда, при этом полностью утратили когнитивные навыки, но стали совершенно спокойными.

Монишу пришла в голову мысль, что таким образом можно поступать и с некоторыми людьми. А конкретно — с безнадежными буйными душевнобольными. Конечно, удалять всю префронтальную кору — лобные доли целиком — он не собирался. Идея была такая: если разрушить белое вещество, связывающее лобные доли с другими областями мозга, то эффект будет тот же, но при минимальном вмешательстве.

Уже через год, в 1936 Мониш опубликовал данные о первых 20 операциях, проведенных в том же году. Первую в мире лоботомию осуществил коллега Мониша, португальский нейрохирург Алмейда Лима под руководством бывшего министра. Почему Мониш не провел ее сам? Всё очень просто — подагра не давала ученому выполнять точные движения.

Операция выполнялась сравнительно просто: в черепной коробке сверлилось отверстие, куда вводилась металлическая петля для разрушения ткани (рис. 3).

Сделаем терминологическое отступление: сам Мониш назвал операцию «лейкотомия» [6] (от слов «лейкос» — белый — и «томос» — отделяю), то есть рассечение белого вещества. Потом прижился термин «лоботомия», то есть отделение лобных долей. А вот та операция, которую провели бедным обезьянкам, называется «лобэктомия» — удаление лобных долей. Если быть совсем точными, то «билатеральная лобэктомия». То есть двусторонняя операция.

По словам Мониша, из первых 20 пациентов 7 «выздоровели» (то есть прекратили буйствовать), у 7 наступило улучшение, а у 6 не было никакой положительной динамики [7]. И 62-летний португалец тут же начал бурную «рекламную кампанию» новой операции, несмотря на появившуюся критику того, что наблюдение пациентов было катамнестическое — то есть исключительно по состоянию на момент выписки. Что было с ними потом, никого не интересовало.

Но джинн был выпущен из бутылки. Шумиха помогла, и в 1949 году 74-летний Мониш получил-таки свою Нобелевскую премию «за открытие терапевтического эффекта лейкотомии при некоторых психических заболеваниях» (разделив ее с нейрофизиологом Вальтером Гессом, о котором «биомолекула» уже писала [8]). Мониш не смог приехать на награждение, нобелевскую лекцию не читал и не присылал, а на банкете вместо него выступал временный поверенный в делах Португалии в Швеции. В приветственном слове представитель Каролинского института, Герберт Оливекрона, чествовавший многих нобелиатов, сделал упор на «огромные субъективные страдания и инвалидизацию» психических больных, которым вроде бы помог метод Мониша.

Нож для колки льда и лоботомобиль

Немножко отвлечемся от нашего героя, который после премии ничем себя не проявил, кроме как умер через шесть лет, довольный, что достиг в жизни всего, и даже написав автобиографический труд «Как я придумал лейкотомию» [9].

Нобелевская премия — лучшая реклама научного метода. А Америка — лучшая страна для рекламы. Уже в 1936 году американский врач Уолтер Фримен вместе с нейрохирургом Джеймсом Уаттом (рис. 4) провел первую в США префронтальную лоботомию домохозяйке Алисе Хемметт из Канзаса. Кстати, одной из относительно первых пациенток Фримена стала сестра будущего президента США, Розмари Кеннеди, которой лоботомию провели в 1941 году по просьбе ее отца. Мнением самой Розмари никто не интересовался.

А в 1945 году Фримен провел первую трансорбитальную лоботомию — без сверления кости, простым ножом для колки льда. Ножом и хирургическим молотком пробивался тонкий слой глазной кости, после чего ножом же рассекались волокна белого вещества. Позже на основе этого орудия, уместного в руках Шерон Стоун в «Основном инстинкте», Фримен разработал новые хирургические инструменты — лейкотом и орбитокласт (рис. 5).

Премия 1949 года подхлестнула применение лоботомии: реклама, обещающая «исключение эмоциональной составляющей из душевных болезней» делала свое дело. Итог (всего за четыре года, 1949–1952) — только в США сделано 5000 лоботомий. В начале 1950-х их количество достигало уже 5000 в год, а до конца 1950-х лоботомию сделали в общей сложности четырем-пяти десяткам тысяч американцев. Не получавший хирургического образования Фримен лично выполнил 3500 операций, разъезжая по стране в фургончике, который он назвал lobotomobile (рис. 6).

Только потом, наблюдая последствия, ученые выяснили, что лоботомия, помимо превращения человека в растение, часто приводит к припадкам, частичному параличу, недержанию мочи, набору веса, нарушениям моторики. Про интеллект и вообще говорить не приходится. И это всё — не считая 2–6% летальных исходов лоботомии. Более того, на протяжении многолетних наблюдений выяснилось, что волокна иногда снова прорастают в доли, что либо возвращает агрессивность, либо приводит к глубокой депрессии. Хотя, надо быть честным, наблюдались крайне редкие случаи психиатрического излечения при сохранении интеллектуальных функций. Говард Далли, например, перенес операцию в 12 лет и потом написал книгу «Моя лоботомия».

По словам самого Фримена, четверть его пациентов осталась «домашними животными», чем лично он был «очень доволен».

Тем не менее осознание вышеуказанных фактов привело к тому, что «эпидемия» лоботомии пошла на спад. Пришли нейролептики, и варварское вмешательство в мозг осталось в прошлом, а много где перешло в разряд запрещенных методов. Кстати, во многих странах (например в Норвегии) пациентам, перенесшим лоботомию (а на самом деле — родственникам и наследникам), выплачивались значительные компенсации.

В СССР лоботомию изучали и практиковали с 1944 года, но нам в этом смысле «повезло»: среди нейрохирургов не было однозначного мнения о ее пользе, «на запад» особо не равнялись и изучали операцию научными методами. Всего до 1950 года было проведено около 400 операций лоботомии, однако в итоге страна пришла к ее запрещению: 9 декабря 1950 года вышел соответствующий приказ Минздрава СССР.

Первоначальный вариант статьи был опубликован на сайте «Нейротехнологии.рф» [10].

Литература

1. Moniz E. А vida sexual, fisiologia e patologia (19 Edition). Abrantes, 1931. — 598 p.;
2. Moniz E. A neurologia na guerra (Neurology in war). Lisbon: Livraria Ferreira, Ferreira 1da., 1917. — 334 p.;
3. Moniz E. Diagnostic des tumeurs cérébrales et épreuve de l’encéphalographie artérielle (Diagnostics of cerebral tumours and application of arterial encephalography). Paris: Masson et cie, 1931. — 512 p.;
4. Moniz E. L’angiographie cérébrale, ses applications et résultats en anatomic, physiologie et clinique (Cerebral angiography, its applications and results in anatomy, physiology, and clinic). Paris: Masson et cie, 1934. — 327 p.;
5. Moniz E. Clinica dell’angiografia cerebrale (Clinical cerebral angiography). Turin, 1938;
6. Moniz E. La leucotomie préfrontale. Traitement chirurgical de certaines psychoses (Prefrontal leucotomy. Surgical treatment of certain psychoses). Turin, 1937;
7. Moniz E. Tentatives opératoires dans le traitement de certaines psychoses (Tentative methods in the treatment of certain psychoses). Paris: Impr. alençonnaise, 1936. — 248 p.;
8. Промежуточный мозг: тренируемся на кошках. Вальтер Гесс;
9. Moniz E. Como cheguei a realizar a leucotomia pré-frontal (How I came to perform leucotomy). Lisbon, 1948;
10. Паевский А. «Лоботомия: страшное творение министра иностранных дел». Нейротехнологии.рф.