Роберт Сапольски стал популярен в рунете еще до перевода основных его книг на русский язык — кажется, это произошло, когда на ютубе появился видеокурс лекций Сапольски о биологии поведения человека, переведенный на русский язык. Его манера повествования мало похожа на привычные нам курсы университетских лекций, и эти материалы быстро стали популярны не только среди биологов (у первой лекции курса более миллиона просмотров). Помимо того, что Сапольски умеет излагать сложные вещи простым языком, он к тому же мастерски приводит наглядные и впечатляющие примеры явлений, которые лежат в основе поведения человека и животных и подвергались естественному отбору в процессе эволюции.

«Биология добра и зла» была выпущена Альпиной нон-фикшн в 2018 году — всего через год после ее выхода на английском. Эта объемная книга — почти 800 страниц! — опять-таки посвящена биологии поведения человека, хотя и не повторяет лекционный курс. Взять настолько комплексное явление и предпринять попытку обстоятельно его рассмотреть — это необычайно сложная задача; наверное, в мире найдется немного писателей-биологов, которые были бы готовы принять вызов и взяться за описание феномена такого масштаба.

При переводе оригинального названия книги на русский произошло смещение акцентов, которое может быть превратно истолковано человеком, впервые взявшим в руки книгу: в английском варианте (BEHAVE: The Biology of Humans at Our Best and Worst) упор сделан на поведение, тогда как в русском названии фокус сместился на добро и зло. Эти моральные категории упоминаются в книге, но совершенно точно не служат центром повествования. Сам Сапольски в начале книги говорит о том, что добро и зло определяет контекст — и выстрел, и поцелуй могут интерпретироваться как добрый или подлый поступок, в зависимости от контекста и субъективного взгляда на конкретные события. Эта книга в гораздо большей степени посвящена биологии социальности, нежели истокам или механизмам возникновения морали и этики в человеческом обществе.

Сапольски не ограничивается каким-то одним проявлением человеческой психики, его одинаково интересуют истоки и причины агрессии, любви и ненависти, конкуренции и взаимопомощи, предательства и самопожертвования — весь спектр возможных действий, их эмоциональной и рациональной подоплеки и предпосылок. Сапольски отдает отчет в том, какую непростую задачу поставил перед собой, и старается не углубляться в дополнительные философские и этические проблемы, которые неизбежны, если необходимо оперировать определениями добра/зла, блага/вреда и других многослойных понятий, которые несут в себе мощный эмоциональный заряд. В книге этот вопрос вынесен за скобки: и акт насилия, и акт любви может трактоваться как «добрый» и «злой». Автор сосредотачивается на том, что толкает нас на конкретные поступки, вне зависимости от того, какое действие мы предпримем (или же выберем отказ от действия).

Сапольски организует материал книги довольно нетривиальным образом: он постепенно увеличивает временную шкалу, которой оперирует в каждом из разделов, начиная с десятых долей секунды и заканчивая процессами, влияющими на людей в масштабах поколений. Что направляет человека, когда он принимает решение поступить тем или иным образом? Можем ли мы объяснить или хотя бы заметить то, что повлияло на него в ту самую минуту? А что привело его в это точку и обусловило действия человека за минуты, часы и дни до момента Х? Что в нашем состоянии, окружении, в обстоятельствах нашего воспитания и развития, в наших генах способно повлиять на то, каким будет наше решение?

Что же случится, если испытуемым предварительно дать тестостероновые препараты? Участники становятся щедрее. Гормон заставит вас делать именно то, что в данном социальном контексте будет считаться сексуально привлекательным. А это требует довольно-таки затейливой системы нейронноэндокринных связей, тонко реагирующих на социальное обучение. Поистине трудно найти другое подобное исследование, которое так надежно лишит тестостерон «агрессивной» репутации!

В этом исследовании был еще один любопытнейший аспект, который еще дальше отодвинул миф о тестостероне от реального положения вещей. Как и во всех подобных слепых экспериментах, участники не знали, что им дают — в данном случае это были либо физиологический раствор, либо тестостерон. Тот, кто считал, что получил тестостерон (независимо от того, что ему ввели в действительности), в игре делал менее щедрые предложения. Другими словами, бесстыжим вы становитесь не от собственно гормона, а от веры в то, что причина хамства — море тестостерона.

Дополнительное исследование показало, что в должной ситуации этот андроген способствует просоциальному поведению. В одном из срежиссированных случаев, когда гордость за себя должна была основываться на честности, тестостерон уменьшал количество эпизодов жульничества в игре. В другом случае, где игроки сколько-то денег должны были оставить себе, а сколько-то положить в «общий котел», тестостерон понуждал большинство также к просоциальным решениям.

Что все это означает? А то, что благодаря тестостерону мы сильнее стремимся всеми допустимыми способами получить и поддерживать социальный статус. И ключевым в этой фразе является словосочетание «допустимыми способами». Создайте правильные социальные условия, и при увеличении уровня гормона люди помчатся, обгоняя друг друга, совершать добрые поступки. В нашем мире, где агрессия мужчин встречается на каждом шагу, проблема не в том, что тестостерон увеличивает агрессивность. Проблема в том, как часто мы эту агрессию поощряем.

В первых главах рассматриваются особенности работы отдельных структур в головном мозге человека, которые определяют то, будет ли поступок человека контролироваться рассудком (лобная кора) или человек поведет себя под влиянием эмоциональных импульсов, которые рождаются в лимбической системе, отдельно обсуждая работу миндалины — зоны мозга, которая ответственна за агрессию и страх. Постепенно увеличивая временную шкалу, Сапольски описывает влияние факторов, которые могут влиять на множество поступков в течение долгого времени — гормонов, стресса и алкоголя. Роберт Сапольски описывает все области, которые так или иначе изучают поведение человека, хотя сила и масштаб слияния разных событий и условий могут быть очень неодинаковы.

Книга вышла неоднородной, и это неудивительно, учитывая, какое число дисциплин упоминается по ходу повествования. Я бы сказала, что наиболее «социальные» главы удались Сапольски лучше, чем главы «несоциальные»: про истоки кооперации в очень конкурентном мире он пишет занимательно и тонко, а про генетику — довольно общо и занудно. В некоторых разделах позиция автора до того безапелляционна, что невольно возникает желание полемизировать: например, Сапольски придерживается радикальных детерминистических позиций и на этом основании критикует представления о существовании свободы воли, хотя взгляды других писателей-нейробиологов на этот вопрос не столь категоричны. Отдельные главы написаны настолько увлекательно, что просто невозможно оторваться: читаешь их, словно детектив, где вновь открывающиеся факты и обстоятельства постепенно складываются в удивительно сложную картину, где всё причудливо переплетено. При этом некоторые разделы содержат отрывки, написанные гораздо более сложным языком, что требует от читателя изрядной подготовки или способности на ходу разбираться в сложных явлениях и концепциях:

Зависимость от контекста проявляется и на уровне нейробиологии. Этот гормон укорачивает рефрактерный период (период невозбудимости) нейронов в миндалине, а также в гипоталамусе, куда из нее приходят отростки. Примем во внимание, что рефрактерный период наступает в нейроне после потенциала действия. В этот момент потенциал нейрона характеризуется гиперполяризацией (т.е. нейрон несет больший отрицательный заряд, чем обычно), приводящей к тому, что он оказывается менее возбудим; в результате после потенциала действия следует период покоя. Поэтому более короткий рефрактерный период означает повышенную частоту потенциалов действия. Спросим себя: что повышает частоту потенциалов действия — тестостерон? Нет. Тестостерон заставляет нейроны возбуждаться чаще, если на них действует еще какой-то стимул. Именно так наш гормон усиливает ответ миндалины на страшные лица, но ни на какие другие. Итак, вот что мы имеем: если миндалина уже реагирует на некий социальный стимул, то тестостерон увеличивает силу реакции.

Когнитивный диссонанс, который возникает, если искать в книге ответы на вопросы про добро и зло, исчезает, если рассматривать книгу как фундаментальное исследование истоков и механизмов социального поведения у человека, обезьян и других животных. Даже если читатель не сможет понять, почему же мы становимся добрыми или злыми, совершаем просоциальные или антисоциальные поступки, он сможет вынести из этой книги множество любопытных историй, интересных концепций и неординарных мыслей о том, как устроена ткань общества и как она определяет поведение людей.

У человека, прочитавшего эту книгу, вероятнее всего создастся (скорее обоснованное, чем нет) впечатление, что всё влияет на всё: если смотреть на сложнейшую проблему истоков человеческих поступков последовательно под каждым из углов с целью детально разобраться в причинно-следственных связях происходящего, можно совсем запутаться и окончательно перестать понимать, где же кроется причина наших действий. Однако изучать биологические аспекты вопросов социальных взаимодействий — кооперации и противостояния, единства и сепарации, взаимопомощи и вражды — все-таки стоит. Рассматривая эти проблемы с точки зрения активности отдельных структур мозга, гормонов, нейромедиаторов, воспитания, уклада, влияния генов и индивидуальных особенностей и личного опыта, которые складываются из их взаимодействия со средой, можно разглядеть призрачную сеть, которая создает ткань мироздания и наших с ним взаимодействий, лежащих в основе социального благополучия. Его очень легко разрушить и очень сложно восстанавливать после катастроф и катаклизмов — а история человечества богата событиями, которые разрушали старый уклад жизни и заставляли людей заново выстраивать правила сосуществования; однако хорошая новость состоит в том, что это возможно. Даже у крайне агрессивных и неуживчивых павианов — при определенном уникальном стечении обстоятельств — возможно гораздо более мирное сосуществование, чем то, которого насмотрелся и которое в красках описывает опытный приматолог Сапольски. Это внушает надежду.

По мере углубления в предмет я пришел к неожиданному осознанию: сферы действия человеческого зла и насилия не всеохватны и не фатальны, а научное знание открывает способы обойти их. Пессимисту внутри меня пришлось хоть и с трудом, но признать этот факт и подвинуться, освобождая место оптимисту.