Открытые инновации

Спецпроект о модели открытых инноваций, разработанной для создания и вывода инновационных разработок на фармацевтический рынок через сотрудничество ученых, стартапов, корпораций, пациентских сообществ и государственных организаций.

---

Партнер спецпроекта — медико-биологическая компания BAYER — разработчик инновационных технологий для здравоохранения и сельского хозяйства. Компания BAYER придерживается модели открытых инноваций и уже несколько лет развивает в России научно-исследовательский акселератор «КоЛаборатор», направленный на поддержку биомедицинских проектов на ранних стадиях развития.

— Дмитрий, вы возглавляете медицинский отдел одной из крупнейших фармацевтических компаний. Расскажите, в каких направлениях сегодня развивается биомедицина.

— Сегодня четко выделяются два тренда: персонализированная (или прецизионная) медицина и разработка новых лекарственных технологий, так называемых new drug modalities. Задача Бигфармы и компании Bayer, в частности, — обеспечить доступ пациентов с самыми разными заболеваниями к передовым, инновационным лекарственным препаратам, способствующим улучшению качества жизни и обладающим оптимальным соотношением эффективности, качества и удобства применения.

Персонализированная / прецизионная медицина — модель медицинской помощи, в основе которой лежит индивидуальный подход к каждому пациенту. Персонализация достигается в том числе за счет ставшего доступным генетического тестирования: можно не только точнее определить причину заболевания или вероятность его развития, но и предсказать ответ на лекарственную терапию (эта область медицины называется фармакогеномикой). Подробнее читайте на «Биомолекуле» в рубрике «Персонализированная медицина». — Ред.

Основной фокус в биомедицинских разработках сосредоточен в терапевтических областях с высокой неудовлетворенной потребностью общества (на английском это называется unmet medical needs). Именно там инновации необходимы в первую очередь. Это, прежде всего, поиск решений и новых молекул для лечения онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний. Приведу несколько примеров.

Мы привыкли, что лекарства, которые применяются при онкологической патологии, так или иначе влияют на клетки опухоли, то есть следствие заболевания. Но сегодня у нас появилась возможность заменить общие подходы к лечению онкологических новообразований новым, прецизионным методом, обеспечивающим действие на причину развития опухоли .

Таргетная терапия основана на использовании лекарств, прицельно воздействующих на биомолекулы-мишени в клетках, что стало возможным с развитием биотехнологий. Гибридные антитела или генетически модифицированные лимфоциты в онкологии могут демонстрировать более высокие показатели эффективности и обладают благоприятным профилем безопасности, нежели традиционная химиотерапия. — Ред.

Первым таким препаратом в Европейском Союзе стал лекарственный препарат, разработанный Bayer в сотрудничестве с Loxo Oncology. Он нацелен на наличие в опухоли особой мутации — слияния гена нейротрофической рецепторной тирозинкиназы (NTRK) с другими генами. Подобные генетические перестройки могут привести к появлению химерных рецепторных киназ, которые находятся в активированном состоянии и могут выступать как драйверы онкогенеза, способствуя пролиферации клеток и росту опухоли.

Эти слияния могут встречаться при раковых заболеваниях, возникающих во многих участках тела. Таким образом наш препарат действует не на саму опухоль, а на онкогенный фактор, который вызывает ее рост и распространение. По сути, он является одним из препаратов новой эры прецизионного лечения онкологических заболеваний, когда мы подбираем подходящий препарат для пациента, в опухоли которого, по данным генетического анализа, есть конкретная мутация.

Говоря о прецизионной медицине, хотел бы отметить, что в ее основе лежит не только использование передовых терапевтических решений, но и точная диагностика. Дело в том, что назначение таргетных препаратов без выявления необходимого биомаркера, например посредством генетического тестирования, будет малоэффективным. Поэтому для внедрения прецизионной медицины в практику необходимо развитие сопутствующей диагностики!

Еще один не менее яркий пример связан с расширением спектра терапевтических мишеней . Большинство препаратов, которые сегодня представлены на рынке, проявляют фармакологический эффект за счет взаимодействия с белковыми молекулами — рецепторами, ферментами, факторами роста и так далее. Инновации направлены на расширение спектра этих молекул.

Терапевтическая или лекарственная мишень — конкретная молекула в организме, чья биохимическая функция тесно связана с возникновением и/или развитием определенной патологии, воздействие на которую молекулой лекарственного препарата дает терапевтический эффект. — Ред.

Так, препарат, который сегодня разрабатывает Bayer совместно с компанией Ionis, предлагает новую антитромботическую стратегию. В отличие от всех известных антикоагулянтов, этот препарат нацелен на XI фактор свертывания крови.

Повышенный уровень фактора XI увеличивает риск тромбоза и может стать причиной развития сердечно-сосудистых катастроф — инфаркта миокарда и инсульта. И напротив: при дефиците фактора XI снижается вероятность событий, связанных с тромбозом при незначительном увеличении риска кровотечений или вовсе отсутствии изменений в их частоте. Особенностью разрабатываемого препарата является то, что это антисмысловая терапия (от англ. antisense therapy), и его мишень — молекула РНК, в то время как существующие антикоагулянты работают на уровне белка. В настоящее время препарат проходит фазу II клинических исследований.

— На каких аспектах сосредоточен фокус внимания инноваций в биомедицине? Куда мы движемся?

— Общемировой тенденцией, безусловно, является увеличение продолжительности жизни. Это — одна из стратегических задач, которые стоят перед современным здравоохранением. Однако все мы знаем, что с возрастом появляются и так называемые возрастные заболевания: онкологическая патология, болезнь Альцгеймера. Люди сегодня хотят жить не просто долго, но и качественно, оставаясь активными и физически, и ментально. Чтобы предоставить пациентам такую возможность, мы должны развивать инновации — искать новые терапевтические мишени и разрабатывать новые молекулы.

В качестве примера заболевания, существенно ухудшающего качество жизни человека в возрасте и/или с хроническим заболеванием, можем рассмотреть такой случай: у пациентов с сахарным диабетом нередко наблюдаются осложнения со стороны глаз. Стойкая гипергликемия может приводить к повреждению сосудов сетчатки, нарушению ее кровоснабжения и ишемии. В ответ на ишемию запускается выработка различных цитокинов, в том числе сосудистого эндотелиального фактора роста (VEGF, vascular endothelial growth factor), что в свою очередь приводит к развитию диабетических поражений глаз — неоваскуляризации и отеку макулы.

Я — офтальмолог, и до прихода в фармкомпанию был практикующим врачом. Однажды ко мне попал пациент: мужчина за 50, полный сил отец пятерых детей, работал дальнобойщиком. Он пришел с жалобами на резкое снижение зрения. Диагноз был неутешительным: диабетический макулярный отек, на то время — неизлечимое заболевание. Мой пациент был обречен не только на прогрессирующее снижение зрения. Он терял работу, которая кормила его семью, привычный образ и качество жизни.

Его слезы и растерянную мольбу о помощи, которую не только я — никто не мог тогда оказать, часто вспоминаю и сегодня. Сейчас мы, вполне возможно, могли бы спасти зрение. Благодаря инновационным препаратам, в том числе и препарату компании Bayer таким больным сегодня можно помочь! В основе терапии, разработанной Bayer и американской компанией Regeneron Pharmaceuticals, — ингибирование белка VEGF, который несет ответственность за формирование новых кровеносных сосудов, в том числе и патологических, в области сетчатки. Препарат не только помогает стабилизировать зрение, предупреждая слепоту, но и способствует его улучшению в том случае, если ухудшение остроты зрения уже произошло.

Это важная составляющая качества жизни, которая помогает оставаться активными и полными сил в пожилом возрасте.

— Бигфарма всё больше обращается к внешним партнерствам и сотрудничеству для развития R&D. Почему это выгодно?

— Компания Bayer работает уже больше 150 лет, и за это время мы накопили большой опыт в разработке новых препаратов. Однако сегодня технологии развиваются молниеносными темпами, и процесс R&D постоянно усложняется .

Подробнее о проблемах и подходах современной разработки лекарств можно прочитать в первой статье спецпроекта «Наукоемкий бизнес: как и почему фармацевтические компании сотрудничают с учеными и стартаперами?» [1]. — Ред.

Бигфарма находится в постоянном поиске новых биомаркеров, мишеней и новых способов взаимодействия с этими мишенями. В такой напряженной гонке ни одна компания не сможет выиграть в одиночку. Чтобы выжить, необходимо партнерство с внешними структурами — научно-исследовательскими институтами, стартапами, малыми биотех-компаниями, университетами. Компания Bayer уже сегодня реализует различные инициативы в области открытых инноваций. Партнерские отношения постоянно развиваются. Типы партнерства, которые есть сегодня, отличаются от тех, которые были десять лет назад. Чтобы идти вперед, мы должны быть гибкими, и еще через пять-десять лет наши партнерские отношения, скорее всего, уже будут другими.

— Дмитрий, давайте поговорим о дне сегодняшнем. Чем инициативы, направленные на внешние партнерства, отличаются от модели корпоративного венчуринга?

— Суть корпоративного венчуринга заключается в том, что крупная компания приобретает долю в уставном капитале малых инновационных компаний (например, в биотех-стартапе) и использует свой управленческий опыт с целью увеличения конкурентных преимуществ и стимулирования взаимного роста. Пример корпоративного венчуринга — инициатива Leaps by Bayer, запущенная в 2015 году .

Программа Leaps by Bayer направлена на поиск прорывных высокотехнологичных решений для медицины и сельского хозяйства. В течение этих пяти лет в рамках программы Bayer инвестировал 800 млн долларов в компании, которые работают над амбициозными научно-технологическими разработками, создавая новую научную парадигму в медико-биологических направлениях.

Внешние же партнерства, во-первых, не всегда подразумевают денежные инвестиции. К примеру, в Bayer доступно несколько инкубаторов, как правило, совмещенных с научно-исследовательскими центрами компании. Благодаря им биотех-стартапы получают доступ к необходимой инфраструктуре, например, лабораторным и офисным помещениям (так работают CoLaborator® San-Francisco, CoLaborator® Berlin, CoLaborator® Kobe). Иногда внешние партнерства предполагают менторскую поддержку, благодаря которой стартапы получают возможность изучить, как устроен бизнес компаний life science, найти с ними точки соприкосновения и даже запустить совместные пилотные проекты.

Во-вторых, даже в том случае, если партнерства и предполагают денежные инвестиции, например, посредством краудсорсинговых активностей или акселераторов, компания не приобретает долю в уставном капитале. Мы предоставляем лишь seed money — «деньги на посев», «выращивание» идеи на раннем этапе развития стартапа.

Модель «выращивания» инноваций хорошо демонстрирует простой пример. Представьте, что мы растим пальму. До 5 см она растет без особых проблем. Но пальма в 5 см — это маленький, неприглядный росточек. Красивая пальма должна быть хотя бы 50 см высотой: такое растение востребовано, но и стоит оно недешево, потому что вырастить его сложно. Достигая 10 см, пальмы начинают болеть, сбрасывать листья и погибать. И вот чтобы наше дерево преодолело критический период, нужны инвестиции — деньги (посевные инвестиции, или seed money), опыт, знания. Bayer в рамках внешнего партнерства может предоставить и первое, и второе, и третье.

— Bayer работает более 150 лет. Как за это время поменялись подходы к исследованиям и разработкам?

— Кардинально. Возьмем в качестве примера один из старейших препаратов компании — «Аспирин®». Он был создан практически эмпирическим путем (рис. 2). Салициловая кислота, выделенная из коры ивы в XIX веке, обладала жаропонижающим и обезболивающим свойствами, но так раздражала желудок, что принимать ее было невозможно. Сотрудник Bayer Феликс Хоффман взял — и присоединил к ней сложноэфирную группу. Так была синтезирована ацетилсалициловая кислота, сохранившая фармакологическую активность салициловой и имеющая гораздо лучшую переносимость. В 1899 году лекарственный препарат под названием «Аспирин» вышел на рынок [2], а в 1950 — вошел в «Книгу рекордов Гиннесса» как самый продаваемый анальгетик в мире. Механизм действия «Аспирина» был открыт только спустя 20 лет (рис. 1).

Сегодня события развиваются с точностью до наоборот: сначала мы должны понять патогенез заболевания, найти мишень, а уж затем — молекулу, которая этой мишени может достигать (рис. 2). Именно так работают таргетные препараты. Хороший пример такой последовательности — анти-VEGF-терапия, применяемая при заболевании сетчатки — неоваскулярной возрастной макулярной дегенерации. В середине 80-х годов прошлого века Наполеоне Феррара впервые открыл связь между повышением выработки эндотелиального фактора роста сосудов VEGF и процессами неоваскуляризации и роста опухолей. Затем была продемонстрирована важность VEGF в патогенезе заболеваний сетчатки. И только потом появились препараты, блокирующие активацию рецепторов VEGF, подавляя образование новых сосудов, известные как ингибиторы ангиогенеза, или анти-VEGF-препараты (рис. 2).

— А какую роль в поиске новых молекул играют современные технологии?

— Безусловно, цифровые технологии всё больше внедряются в процесс разработки лекарственных препаратов, причем практически на каждом из его этапов . Например, во время поиска новых терапевтических мишеней используются машинный анализ и интерпретация больших объемов данных. На этом этапе могут обрабатываться данные нескольких миллионов пациентов. Благодаря анализу таких огромных массивов данных можно определить предикторы реакции пациентов на новые и существующие препараты, а также выявлять общие принципы в различных типах данных из множества источников. Это позволяет переосмыслить наше понимание патогенеза заболевания и найти релевантные биомаркеры и новые терапевтические мишени.

На этапе дизайна лекарственных средств используется молекулярный докинг — метод компьютерного моделирования, позволяющий предсказать оптимальное положение лиганда (как правило, малой молекулы) относительно белка-мишени и таким образом спроектировать структуру будущего лекарственного препарата (рис. 2).

«Биомолекула» уже не раз описывала, как компьютерные технологии применяются для поиска и создания лекарств [3–5]. — Ред.

Еще один пример использования digital-технологий в R&D — применение компьютерных программ для моделирования фармакокинетики лекарственного вещества. Так, в Bayer разработали программу PK-Sim™, позволяющую определить судьбу активного вещества в организме — от всасывания до выведения. Она также предоставляет возможность предсказать, каким путем лекарственное вещество будет попадать в организм — пероральным или парентеральным, в каком органе и в какой концентрации будет действовать, где именно будет разрушаться. В базу данных PK-Sim™ вошли конкретные показатели растворимости, связывания с белками, молекулярная масса, параметры, определяющие выведение препарата, для нескольких десятков тысяч веществ. Кроме того, в PK-Sim™ содержится информация о скорости кровотока, объеме, содержании жира и белка, а также площади поверхности сосудов для 15 органов, включая печень, сердце, почки, головной мозг, кости. Ну и, наконец, в систему занесены отличительные признаки четырех видов живых существ — мыши, крысы, собаки и человека, благодаря чему можно прогнозировать, как действует лекарственное вещество на организм каждого из этих видов.

Безусловно, эти технологии помогают достигать цели, к которой мы стремимся, — найти молекулу с оптимальным соотношением эффективности и безопасности.

— Дмитрий, давайте поговорим о поиске инноваций в нашей стране. Как вы оцениваете потенциал российских стартапов?

— Россия имеет колоссальный научный потенциал. Думаю, никого не удивлю, если скажу, что многие фундаментальные явления в химии, астрофизике, ядерной физике, физиологии были открыты нашими соотечественниками. Дмитрий Менделеев, Иван Павлов, Петр Капица — эти имена известны во всем мире. Современная российская наука, несмотря на сложности, продолжает развиваться, и я наблюдаю за этим процессом. В последние годы у нас появились яркие, великолепные лекторы. Наша профессура, ученые стремятся быть в авангарде медицинской науки. Совсем недавно я обсуждал с одним уважаемым профессором его презентацию по онкологии. Дело было поздним вечером, оставались единичные правки — материал был практически готов, утром мы договорились обсудить финальный вариант. Каково же было мое удивление, когда на следующее утро профессор прислал мне кардинально другую версию презентации, качественно новую! Оказывается, он всю ночь смотрел прямую трансляцию конференции по онкологии из Чикаго, и до утра вносил изменения в соответствии с озвученными там тезисами!

Кстати, высокий уровень российских ученых медленно, но уверенно меняет и отношение западных специалистов к нам. Что скрывать: долгие годы на Западе существовал штамп: Россия — это балет, первый человек в космосе и академик Сахаров. Сломать его очень тяжело. Но процесс идет. Например, когда в штаб-квартире Bayer принималось решение о том, где проводить исследование разработки ранних фаз доклинических исследований, мы предложили наш санкт-петербургский НМИЦ им. В.А. Алмазова. Чтобы преодолеть определенное недоверие к отечественным ученым, мы приложили массу усилий: привозили представителей штаб-квартиры Bayer в Санкт-Петербург, показывали лаборатории, демонстрировали их возможности. Мы прошли через все стадии принятия решений: скепсис, сомнения, интерес. И это исследование было проведено! В НМИЦ им. В.А. Алмазова — не в Германии, не в США, как это изначально планировалось, — был изучен патогенез хронической тромбоэмболии и механизм действия молекулы на течение заболевания. Качество результатов, которые были получены, не уступает таковому при проведении исследований в лучших западных университетах, и это — пусть небольшая, но победа!

Сегодня Bayer высоко оценивает потенциал российских ученых. Доказательство тому — запуск сразу четырех проектов открытых инноваций: в 2016 году стартовал корпоративный акселератор G4A Moscow для проектов в области цифровой медицины и цифрового сельского хозяйства. А в 2017 начал работать «КоЛаборатор» — акселерационная программа для научно-исследовательских проектов, направленных на разработку новых лекарств .

Россия — одна из четырех стран мира (наряду с Германией, Америкой и Японией), в которой был запущен «КоЛаборатор». Подробнее о российском «КоЛабораторе», компаниях-участниках и о том, как менялись их проекты за время программы, можно прочитать во второй статье спецпроекта «Открытые инновации»: «Знания дороже золота, или Почему экспертиза бывает ценнее инвестиций» [6]. — Ред.

Все проекты, поддержанные нами в рамках «КоЛаборатора», — пионеры в своих направлениях. Четыре проекта разрабатывают новые лекарственные технологии, в частности, клеточную терапию для регенеративной трансплантации на основе индуцированных плюрипотентных стволовых клеток, генную терапию, онколитические вирусы и CAR-NK-клеточную терапию, основанную на нацеливании эффекторных клеток иммунной системы (NK-клеток) на конкретные виды опухолей.

— Дмитрий, а в каких еще проектах, кроме программы «КоЛаборатор®», российские коллективы могут сотрудничать с Bayer?

— Bayer открывает для российских ученых широкие возможности для взаимовыгодного сотрудничества. Совместно с фондом «Сколково» и Центром интеллектуальной собственности «Сколково» мы запустили конкурс PatentsPower. Его цель — поиск перспективных инновационных проектов с высоким потенциалом защиты интеллектуальной собственности и повышение грамотности стартапов в области управления патентами.

В прошлом году Bayer в сотрудничестве, опять же, с фондом «Сколково» и АО «Росатом Хэлскэа» стал партнером StartupRally и запустил специальную номинацию для проектов в области радионуклидной медицины. Ядерная медицина — это область, которая динамично развивается сейчас в России. Кроме того, все глобальные проекты открыты для участников из России. Кроме того, в области цифрового сельского хозяйства и цифрового здравоохранения работает акселератор G4A.

— Расскажите подробней об отечественных разработках в области ядерной медицины. Какие проекты представили российские команды в этой сфере?

— К ней приковано особое внимание. Мировой рынок ядерной медицины в 2019 году составил 13,2 млрд долларов, а к 2030 году он увеличится до 33,3 млрд долларов. По прогнозам АО «Атомэнергопром», рост российского рынка ядерной медицины достигнет 6–7% в год.

Компания Bayer первой получила регистрационное удостоверение от американского регулятора FDA на препарат, механизм действия которого основан на альфа-излучении. Я говорю об изотопе радий-223, показанном для таргетной терапии пациентов с кастрационно-резистентным раком предстательной железы с метастазами в кости (при отсутствии висцеральных метастазов).

Рак предстательной железы — самое распространенное злокачественное заболевание у мужчин старше 60 лет. Его особенность в России — поздняя диагностика: не секрет, что наши мужчины не любят ходить к урологам. Поэтому у нас рак простаты нередко выявляют на поздних стадиях, когда возникают уже метастазы, и прогноз становится неблагоприятным. Такого развития болезни можно избежать, и мне, как врачу, очень хочется обратить на это внимание. Всем мужчинам старше 40 лет нужно понять — консультация уролога как минимум один раз в год жизненно важна! Своевременная диагностика — уникальная возможность остановить прогрессию заболевания на ранних стадиях, до метастазирования. Но, к сожалению, сегодня ситуация остается сложной, и в 17,4% случаев в России диагностируется уже метастатический рак предстательной железы.

Действующее вещество препарата — изотоп радия — оказывает избирательное влияние на измененную метастатическим очагом костную ткань, имитируя кальций, образуя комплексное соединение с минералом костной ткани гидроксиапатитом и воздействуя на метастаз.

Bayer, безусловно, заинтересован в дальнейших разработках в области ядерной медицины. В прошлом году в рамках StartupRally компания поддержала создание специальной номинации «Nuclear medicine: лучший проект в области радионуклидной медицины». В конкурсе участвовали проекты очень высокого качества. Хочется отметить перспективный проект ФМБЦ им. А.И. Бурназяна по разработке препарата на основе рения-188 для лечения артрита.

Еще одна область для потенциального научного прорыва — нейтронно-захватная терапия. В этой области ведет разработки Иркутский институт химии им. А.Е. Фаворского. Благодаря освоению новых генераторов быстрых нейтронов, данная область — поле особого внимания ученых со всего мира. Сотрудники Иркутского института решают задачу адресной доставки и концентрирования действующего вещества при терапии опухолей мозга, что может дать значительный импульс развитию этой стратегии помощи пациентам.

Интересный проект представил НМИЦ радиологии Минздрава России: в его рамках разрабатывается смешанный α,β-активный препарат, который может обеспечить инновационное комплексное воздействие на опухоль. Победителем конкурса по итогам голосования профильных экспертов стал проект НИФХИ им. Л.Я. Карпова. Его особенность — изучение и реализация принципиально нового механизма доставки радионуклидных препаратов для брахитерапии прямо в пораженные органы, что актуально при борьбе с опухолями различной локализации.

— Дмитрий, а можете ли вы сказать, что какой-то из проектов «КоЛаборатора» вызывает именно у вас больший интерес?

— Мне сложно выбрать какой-то один: каждый проект, который мы поддержали, по-своему хорош и уникален. Однако мне, в прошлом практикующему врачу-офтальмологу, не удержаться от особых симпатий к офтальмологическому проекту, который мы поддержали в нынешнем году, — «Клеточная терапия для дегенеративных заболеваний сетчатки, приводящих к потере зрения». Он представлен ФНКЦ физико-химической медицины ФМБА России и НМИЦ глазных болезней им. Гельмгольца и направлен на создание линий пигментного эпителия сетчатки для трансплантации при заболеваниях, связанных с его гибелью (например при возрастной макулярной дегенерации).

— Конкурс Patents Power, проведенный совместно биомедицинским кластером фонда «Сколково», компанией Bayer и Центром интеллектуальной собственности «Сколково», был сфокусирован на патентной защите инноваций. Как вы оцениваете уровень защиты интеллектуальных прав российских научных коллективов?

— К сожалению, не все отечественные научно-исследовательские команды понимают важность защиты интеллектуальной собственности, и это — большая проблема. Будучи недостаточно информированными в этом вопросе, коллективы могут совершать ошибки, которые способны серьезно ограничить патентоспособность их разработок в России и за рубежом. Самые распространенные из них — публикация результатов исследований до получения патента на изобретения и отсутствие своевременной подачи заявки на получение патентов в других странах или международной заявки РСТ после получения российского патента. Поэтому мы сталкиваемся с тем, что отечественные ученые не защищены, а их идеи порой становятся доступны для всех.

Многие наши разработчики не понимают, что интеллектуальная собственность — ключевой фактор коммерциализации инновационных разработок в фармацевтическом секторе. Право интеллектуальной собственности позволяет защитить конкурентные преимущества разработчиков инноваций. Уверенность же в сохранности интеллектуальной собственности расширяет границы ведения бизнеса и открывает возможности для его масштабирования.

Именно поэтому Bayer сделал отдельную программу PatentsPower с прицелом на развитие потенциала защиты IP. Это наша помощь, наш вклад в развитие компетенций в этой сфере у научных проектов, а также шаг на пути к повышению уровня защиты российских высокотехнологичных проектов в области биотехнологий. Предсказуемая правовая база, в том числе в вопросах защиты интеллектуальной собственности, повышает инвестиционную привлекательность проекта. Защищая IP, мы защищаем идею и, конечно, свои инвестиции, благодаря чему сможем продолжать финансировать новые инновационные проекты, стимулируя развитие биотехнологий.

— Какие еще ошибки чаще всего совершают исследователи на начальных этапах развития своих проектов?

— Часто научно-исследовательские коллективы недостаточно тщательно подходят к выбору потенциальных показаний, в которых они планируют развивать свой проект. Это нередко выражается в том, что ученые берут за основу только число пациентов с данной патологией, но совершенно игнорируют существующие методы лечения и наличие большого числа конкурентов.

— Среди читателей «Биомолекулы» специалисты вузов, ученые, исследователи и стартапы. Какой совет вы можете дать тем, кто хочет развивать собственный биомедицинский проект?

— Когда вы развиваете свой биомедицинский проект, вы должны хорошо понимать конечную цель, ради достижения которой вы всё это затеяли, и хорошо продумать не только научную составляющую проекта, но и вопросы, связанные с защитой интеллектуальной собственности и привлечением инвестиций. Кроме того, я рекомендую всем, кто серьезно решил развивать свой проект, прежде, чем начинать какие-то дорогостоящие исследования, остановиться и хорошенько подумать над вопросами: «А будет ли мое решение востребовано на рынке? Решает ли оно текущие нереализованные медицинские потребности? Что меня отличает от десятков других проектов, которые уже есть на рынке или только находятся в разработке? А если мое решение пока единственное, то почему? Может быть, кто-то уже потерпел неудачу, и как мне избежать подобной судьбы?».

На этой стадии очень помогает участие в акселерационных программах, позволяющих получить экспертную обратную связь уже на ранних этапах, чтобы перспективные проекты развивались, а лучшие команды добивались реального результата, открывая новые, инновационные молекулы, которых так ждут наши пациенты.

Номер согласования Bayer COR-CON-RU-0002-1.

Литература

1. Наукоемкий бизнес: как и почему фармацевтические компании сотрудничают с учеными и стартаперами?;
2. W. Sneader. (2000). The discovery of aspirin: a reappraisal. BMJ. 321, 1591-1594;
3. Драг-дизайн: как в современном мире создаются новые лекарства;
4. Виртуальные тропы реальных лекарств;
5. 12 методов в картинках: «сухая» биология;
6. Знания дороже золота, или Почему экспертиза бывает ценнее инвестиций.