Три формы поведения: две разумные и одна не очень

В начале ХХ века Иван Павлов уже сформировал учение о рефлекторных дугах, которыми предлагалось объяснить всё поведение животных. Схема рефлекса принципиально проста: животное распознаёт сигнал, предшествующий какому-либо раздражению, и выбирает, избегать этого сигнала или нет. Раздражителем может быть всё, что имеет положительную или отрицательную ценность: удар током, еда, вода, деньги. И хотя роль рефлексов в нашей жизни велика, ими нельзя объяснить все формы поведения животных (рис. 1).

В рефлексе Павлова сигнал обязательно поступает извне, но в действительности место сигнала могут занимать сами действия, предшествующие раздражению. Форму поведения, при которой животное выбирает, как поступить, исходя из соображений продуктивности, называют целенаправленными действиями.

Павловские рефлексы и целенаправленные действия могут быть переплетены в одной поведенческой реакции. Прочность этих двух форм поведения зависит как от частоты побуждения (например, как часто в ответ на нажатие рычага мышка получает подслащенную воду), так и от силы раздражителя (насколько такая вода для неё вкусней). При ослаблении раздражителя ослабевает и поведение, за которым он следовал.

Но при постоянном повторении целенаправленных действий может появиться привычка — третья форма поведения. Привычки относительно устойчивы к изменениям в силе и даже знаке раздражителя — их девальвации. Если у лабораторной мыши выработалась привычка нажимать на рычаг ради получения еды, то даже подача ей горькой еды не повлияет на частоту нажатий [1] . Интересный пример подобного поведения у человека — поедание попкорна в кинотеатрах. Привычные едоки попкорна в эксперименте 2011 года одинаково хорошо уплетали попкорн, будь он свежий или недельной давности, тогда как люди без привычки заедать кино попкорном явно предпочитали свежий. При этом оказалось, что привычка проявляется лишь в очень узком контексте: чтобы избежать автоматического поедания, достаточно было попросить подопытных есть только неведущей рукой [2].

В оригинальном исследовании 1985 года мышь учили, что при нажатии рычага она получит некоторое лакомство. После обучения ее перемещали в другую клетку, уже без рычага, где ей подавали это же лакомство, только горькое и невкусное, то есть меняли знак раздражителя. Наконец мышь возвращали в первую клетку, с рычагом. При коротком обучении мышь не трогала рычаг, но при длительном — постоянно нажимала в силу привычки. Чтобы избежать повторного обучения, на последней стадии эксперимента за нажатием рычага не следовала подача еды [1].

Привычки удивляют своей кажущейся дезадаптивностью: ситуация давно могла поменяться, но привычка сохраняется, даже если она вредна. Тем не менее привычки полезны, поскольку позволяют действовать, не тратя умственных усилий. Освобожденные за счет автоматизма мощности мозга мы можем направить на более важную деятельность. Например, благодаря действиям по привычке, мы можем чистить зубы и думать о планах на отпуск одновременно.

Привычка и зависимость

При становлении наркотических зависимостей формирование привычки имеет ключевое значение . Если рассматривать алкоголизм, то на начальной стадии развития этого заболевания человек употребляет крепкие напитки эпизодически и в полной мере наслаждается приятными ощущениями. Это можно назвать целенаправленным действием, при котором человек пьет сознательно, чтобы почувствовать себя хорошо. Но при переходе к регулярному употреблению алкоголя человек начинает пить не ради приподнятого настроения и расслабленности, а просто в силу привычки. Независимость привычек от подкрепления приводит к тому, что алкоголь уже не приносит былой радости, но это никак не влияет на поведение: привычка говорит, что надо пить, несмотря ни на что. И наконец наступает полноценная зависимость, которую, в отличие от привычки, усмирить гораздо сложнее [3].

Во всех красках и биологических подробностях о формировании табачной и алкогольной зависимостей рассказывают материалы «Спасибо, дорогой Минздрав, что предупредил!» [4] и «Не хотим никотин, или кратко и ёмко о курении» [5]; генетическую изнанку зависимостей и других не слишком благовидных форм поведения разбирает статья «Слово о генетике поведения» [6]. — Ред.

Конфликт интересов

Привычки и целенаправленные действия поддерживаются разными структурами мозга. На ранней стадии обучения, для которой необходимо сознательное усилие, крайне важно хвостатое ядро, а на более позднем этапе, при формировании привычки, действия контролируются путаменом [3].

В ситуации, когда человек пытается противостоять привычке, происходит конфликт этих структур. Итог противостояния определяется балансом возбуждений, идущих от каждой из них. Так, у больных обсессивно-компульсивным расстройством равновесие сильно смещено в сторону путамена, из-за чего они становятся рабами своих привычек и могут, например, мыть руки по сотне раз в день [7].

Привычки кокаинщиков

Кокаин — мощный стимулирующий наркотик. Это второй по распространенности в мире запрещенный наркотик после марихуаны [8]. Употребление кокаина повышает риск развития сердечно-сосудистых заболеваний [9] и подавляет иммунитет [10]. Но кокаиновая зависимость вдвойне опасна тем, что для нее не разработано медикаментозной терапии — только психологическая, основанная на методе кнута и пряника [8]. Но насколько этот метод эффективен?

Чтобы выяснить это, группа английских ученых во главе с Карен Эрше провела опыты на 125 людях, среди которых были 72 кокаин-зависимых и 53 человека без опыта употребления наркотиков (рис. 2) [11].

В одном из экспериментов людям предлагали заработать ваучеры в супермаркет. Чтобы получить очки, добавляемые к сумме ваучера, подопытным необходимо было нажать правильную кнопку при появлении картинки животного на мониторе. После обучения награду девальвировали: нажатие правильной кнопки для некоторых картинок не давало очков, но подопытные иногда всё же нажимали ее в силу привычки. В этом опыте выяснилось, что кокаин-зависимые не только хуже усвоили связь между своими действиями и результатом, но и были менее чувствительны к девальвации награды.

В другом эксперименте проверяли реакцию кокаин-зависимых на удары током (рис. 3). После появления на мониторе изображений на одну из рук подавался разряд, которого можно было избежать, если успеть нажать педаль с соответствующей стороны. После обучения исследователи сообщали испытуемым, что один из электродов на руках больше не работает. В результате оказалось, что кокаин-зависимые на 20% реже нажимали правильную педаль, чтобы избежать удара током, даже после отключения одного электрода (девальвации раздражителя). Как ни странно, более длительное обучение не способствовало появлению привычки давить на педаль даже после девальвации.

Эта пара экспериментов показала, что у кокаин-зависимых целенаправленные действия значительно легче переходят в привычки, и в то же время зависимые хуже обучаются как под действием условных (деньги), так и безусловных (ток) раздражителей. Авторы исследования объясняют это тем, что в мозге кокаинщиков снижен уровень дофамина — нейромедиатора, который опосредует наблюдаемые эффекты [12–14]. Однако пока неясно, являются эти поведенческие особенности предпосылкой или же только следствием кокаиновой зависимости.

Результаты этой работы вторят другой недавно опубликованной статье, в которой тоже было показано, что наркоманы гораздо легче формируют привычки и гораздо сложнее от них отказываются, чем люди без зависимостей [15].

Как лечить зависимость?

Чтобы составить терапию от зависимости, необходимо понимать, как реакции пациента отличаются от реакций здорового человека.

В случае с подобными пациентами наказания, скорее всего, будут неэффективны, так как у кокаинщиков снижен ответ на негативные раздражители. К тому же высокая сила привычки мешает сознательным изменениям в поведении. Авторы предлагают в ходе терапии формировать новые полезные привычки и предупреждать саморазрушительное поведение, противиться которому кокаин-зависимые не в состоянии.

Литература

1. Dickinson A. (1985). Actions and habits: the development of behavioural autonomy. Philos. Trans. R. Soc. Lond. B. Biol. Sci. 308, 67–78;
2. Neal D.T., Wood W., Wu M., Kurlander D. (2011). The pull of the past: when do habits persist despite conflict with motives? Pers. Soc. Psychol. Bull. 37, 1428–1437;
3. Yin H.H. (2008). From actions to habits: neuroadaptations leading to dependence. Alcohol Res. Health. 31, 340–344;
4. Спасибо, дорогой Минздрав, что предупредил!;
5. Не хотим никотин, или кратко и емко о курении;
6. Слово о генетике поведения;
7. Gillan C.M., Papmeyer M., Morein-Zamir S., Sahakian B.J., Fineberg N.A., Robbins T.W., de Wit S. (2011). Disruption in the balance between goal-directed behavior and habit learning in obsessive-compulsive disorder. Am. J. Psychiatry. 168, 718–726;
8. Karila L., Zarmdini R., Petit A., Lafaye G., Lowenstein W., Reynaud M. (2014). Addiction à la cocaïne : données actuelles pour le clinicien. La Presse Médicale. 43, 9–17;
9. Vasica G. and Tennant C.C. (2002). Cocaine use and cardiovascular complications. Med. J. Aust. 177, 260–262;
10. Baldwin G.C., Roth M.D., Tashkin D.P. (1998). Acute and chronic effects of cocaine on the immune system and the possible link to AIDS. J. Neuroimmunol. 83, 133–138;
11. Ersche K.D., Gillan C.M., Jones P.S., Williams G.B., Ward L.H.E., Luijten M. et al. (2016). Carrots and sticks fail to change behavior in cocaine addiction. Science. 352, 1468–1471;
12. de Wit S., Standing H.R., Devito E.E., Robinson O.J., Ridderinkhof K.R., Robbins T.W., Sahakian B.J. (2012). Reliance on habits at the expense of goal-directed control following dopamine precursor depletion. Psychopharmacology (Berl.). 219, 621–631;
13. Salamone J.D. and Correa M. (2002). Motivational views of reinforcement: implications for understanding the behavioral functions of nucleus accumbens dopamine. Behav. Brain Res. 137, 3–25;
14. Дофаминовые болезни;
15. McKim T.H., Bauer D.J., Boettiger C.A. (2016). Addiction history associates with the propensity to form habits. J. Cogn. Neurosci. 28, 1024–1038.