Алексей Паевский 31,2

Удивительное дело: пять из пяти коллег, которым я рассказывал, что начал работу над статьей о нашем сегодняшнем герое, спрашивали меня — кто таков? И никак не реагировали на его фамилию. Зато когда я рассказывал суть его главного эксперимента, сразу же вспоминали: «А... ну так это я знаю...» Собственно говоря, и сам автор статьи оказался в такой ситуации — историю главного открытия нобелевского лауреата 1929 года он знал еще в школе (благо, хорошая была школа), а вот имя выветрилось за десятилетия. Еще одно удивляет: вещество, которое принесло ему славу, наш герой не открыл. Название ему дал не он, выделил — тоже не он. Даже предположение о его существовании, кажется, выдвинул сотрудник. А «нобеля» получил он — голландец Христиан Эйкман. И нельзя сказать, что не заслуженно. Формулировка Нобелевского комитета: «за его открытие антиневритного витамина».

Этот человек прожил длинную, интересную и упорную жизнь. Он сумел распространить один из главных физиологических принципов — «всё или ничего» — на нервные клетки, начал строить «карту чувств» головного мозга, подтвердил и сумел добиться признания одного из главных методов нейронаук — электроэнцефалографии — и получил за свои заслуги не только баронский титул, но и Нобелевскую премию. Имя ему — Эдгар Дуглас Эдриан, а формулировка Нобелевского комитета: «за открытия, касающиеся функций нервных клеток».