Влад Ткачев 0,0

Путь к пониманию фундаментальных основ работы мозга действительно извилист и непрост. Мэтью Кобб проведет читателя по этому пути, покажет все закоулки и тайные тропы. Будьте готовы к знакомству с серьезным фундаментальным трудом, способным стать учебником по истории нейробиологии и помочь по-новому взглянуть на проблемы, окружающие самый загадочный орган нашего тела.

Главные герои новой книги Марка Хамфриса «Скорость мысли» — рядовые нервные импульсы. Именно они беспрестанно возникают в мозге, чтобы люди могли видеть и слышать, двигаться, думать, тратить свое рабочее время на поедание печенья и болтовню с коллегами, и многое-многое другое. В оригинальной версии книга так и называется — The Spike. И это название она полностью оправдывает. Почти все страницы в ней посвящены пространным обсуждениям того, как импульсы зарождаются и что с ними происходит дальше, зачем нужны молчащие нейроны, которые почти не посылают никаких импульсов, и почему наш мозг выбрал именно тот способ работы, который мы видим. Одним словом, думать во время чтения придется много, путешествие в 2,1 секунды легким не будет.

Современные работы о появлении в ДНК короткоживущих неканонических пар нуклеотидов оценивают их время жизни в 0,1–10 мс. Эти пары могут быть представлены в том числе редкими таутомерами. Недавня теоретическая статья Джима Аль-Халили и соавторов утверждает, что любые таутомеры в ДНК должны неправдоподобно быстро разваливаться, а протон водородной связи должен постоянно туннелировать между комплементарными нуклеотидами. Потребность опровергнуть английских ученых заставила меня написать продолжение нашей прошлогодней публикации. Чтобы было не скучно читать, я постарался написать о роли квантовой физики и роли физиков в понимании таутомерных свойств ДНК и РНК.

В своей книге Дэвид Линден, прибегая к помощи генетики, нейробиологии и иммунологии, наглядно и увлекательно демонстрирует несостоятельность дихотомии «природа против воспитания». Наши интеллектуальные способности, цвет кожи, пол и даже вкусовые предпочтения — результат сложного взаимодействия генов и среды. По мнению автора, лучший способ вдумчиво и непредвзято взглянуть на самих себя и свою уникальность — это обратиться к достижениям современной науки.

Химия была второй областью после физики, которую Альфред Нобель назвал в своем завещании. В 2022 году Нобелевская премия по химии присуждена Барри Шарплессу вместе с Мортеном Мельдалем за развитие клик-химии, а также Каролин Бертоцци за разработку методов биоортогональной химии.

Бывают такие новости и достижения — с налетом нездоровой сенсации и даже скандала, больше подходящие для первых полос желтой прессы, чем солидных научных биомедицинских изданий. Пересадка головы человека как раз из разряда таких историй. Впервые о пересадке головы я услышала из новостей о Серджио Канаверо — в 2015 году он заявил, что готов пересадить голову российского программиста, страдающего наследственной и быстро прогрессирующей мышечной атрофией, на тело другого человека со смертью мозга. Успешная операция до сих пор не проведена, но СМИ с упоением обсуждали эту возможность, как будто бы больше подходящую для дешевого фантастического романа, чем для реалий серьезных биомедицинских исследований. До того, как открыла книгу Бренди Скиллаче, я не знала, что у Канаверо был именитый предшественник — нейрохирург Роберт Уайт, который задумался о пересадке головы еще в середине ХХ века, задолго до того, как трансплантология стала серьезной и уважаемой дисциплиной, а люди с пересаженными органами имели шанс прожить дольше нескольких месяцев. Книга Бренди Скиллачи повествует именно об этой невероятной истории.